По случаю ожидаемого приезда княгини Радзивилл князь Дмитрий уже несколько дней жил в замке и тоже с нетерпением ждал княгиню; он никак не мог свыкнуться с окружавшим его обществом, в котором находился поневоле; скучал по польской молодежи и рассчитывал повеселиться со свитой княгини.

Наконец прискакал запыхавшийся паж и доложил, что княгиня изволит приближаться к Яссам.

Все засуетилось и задвигалось. Скороходы заняли свои места впереди шествия, блестящая конница в крылатых шлемах выступала за ними, предшествуемая знаменем; за ней двигались знаменитые константинопольские и сорокские скороходы, калараси и имблаторы, потом несли бунчуки, наконец ехал сам господарь со старшим сыном своим Иоанном и двоюродным племянником. Князя окружали пейки в богатых кафтанах, подпоясанных серебряными кушаками. Немного отступя, ехала господарша с дочерью на красиво убранных конях, окруженная своими телохранителями. Далее следовали разные придворные чины: комиссии, ватавы, булугбаши, камериры, виночерпии, медельничары. Затем несли небольшое знамя, дарованное князю султаном, шла янычарская музыка, армаши, и шествовали все чины бояр сперва служащих, а потом и отставных. Сзади следовала толпа княжеской и боярской прислуги и народ, собравшийся посмотреть на торжественное шествие господаря.

Княгиня Радзивилл в богатом экипаже, запряженном в двадцать пар коней, окруженная блестящей свитой, быстро неслась навстречу отцу. Ее всегдашняя холодная рассудительность на этот раз исчезла при виде родных гор, родного города, расположенного у подошвы холмов и кокетливо смотревшегося своими садами в быструю реку. Княгиня вышла из экипажа, бросилась в объятия отца и долго не могла промолвить ни слова от охватившего ее волнения.

Локсандра соскочила с коня и пересела в экипаж сестры; брат, отец и мачеха поехали рядом. Не было конца веселым расспросам и с той, и с другой стороны.

– А где же князь Дмитрий? – спросила княгиня. – Я привезла ему целую кучу поклонов. Наши девицы совсем разгневались на тебя, Локсандра, что ты отняла у них такого ловкого кавалера.

Локсандра смущенно опустила глаза.

Князь Василий отдал приказание пригласить Вишневецкого, ехавшего позади, среди вельмож и бояр. Князь Дмитрий подъехал, почтительно снял шапку и весело поздравил княгиню с приездом. Она милостиво дала ему поцеловать свою руку и погрозила розовым пальчиком.

– Князь загостился в Яссах, – лукаво сказала она ему.

– Что делать, княгиня? – ответил он, взглянув на Локсандру. – Меня удерживает здесь могучий магнит; я против воли являюсь неисправным воином.

Веселая процессия двинулась к собору, где князь пожелал отслужить благодарственное молебствие.

Только что они вступили в ограду, ряды конницы, скороходов и войска быстро встали шпалерами по обе стороны и пропустили княжескую семью и свиту. На паперти их встретил митрополит с соборным духовенством, с крестом и святой водой. Когда князь и семья его приложились ко кресту и приняли окропление, митрополит ввел их в церковь, где они поклонились местным образам. Князь занял особое, устроенное для него, место у правого столба, обнесенное красивой позолоченной решеткой с княжеским гербом; над балдахином была корона с образом св. Василия. Слева напротив князя находилось такое же место, но пониже, для его сыновей. Господарша же с дочерьми поместились на особом возвышении, устроенном у последнего столба справа. Между местом господаря и господарши поместились боярыни и боярышни, а за возвышением сыновей придворные чины. Князь Дмитрий, как иностранец, занял место против возвышения господарши и всю службу не спускал глаз с Локсандры, что не ускользнуло от внимания княгини Радзивилл. Она улыбнулась и тихонько кивнула сестре головой, показывая глазами на пылкого юношу.

Локсандра зарделась и сделала вид, что не поняла сестры. В сущности же ей льстило и внимание польского князя и то, что сестра не считает ее больше за девочку.

* * *

У князя Дмитрия с приездом княгини Радзивилл явилась в ее лице сильная помощница. Несколько лет, проведенных ею в Польше, научили ее ненавидеть и презирать мятежных хлопов как главную причину всех беспокойств и неудовольствий. Как большая часть польских женщин аристократок, она не давала себе отчета, кто прав или виноват, а чисто по-женски разделяла антипатии своего мужа.

Раз как-то, когда обе сестры сидели в комнате Локсандры и княгиня с восторгом описывала выезды, праздники и балы, в комнату вбежала запыхавшаяся Марианка и проговорила:

– Сваты от пана Тимоша приехали.

Княгиня даже вскочила от неожиданного для нее известия; она еще ничего не слыхала о сватовстве Хмельницкого.

– Как? – воскликнула она. – Грубый, дерзкий казак осмеливается свататься за тебя?

Локсандра вспыхнула и подняла на нее глаза.

– Ты его совсем не знаешь! – резко ответила она. – Зачем же ты называешь его грубым и дерзким? Он храбрый витязь, он победоносно сражался за нас, он спас меня от неминуемой смерти!

Княгиня с удивлением и ужасом смотрела на сестру.

– Ты с ума сошла, Локсандра! – сказала она наконец. – Что за речи? Разве можно говорить так о хлопе? Сын какого-то сотника, который изменою временно захватил власть... Да, временно! – возвышая голос, прибавила она, заметив недовольный жест сестры. – Паны, наверное, подавят и это восстание, как подавляли прежние, а твоему витязю с его отцом отсекут головы на плахе или вздернут их обоих на виселицу.

– Послушай, сестра! – тихо, но твердо произнесла княжна. – Не я сошла с ума, а ты помешалась от вашей панской гордости. Разве наш отец не был таким же самозванцем пятнадцать лет тому назад? Я много и часто об этом думала. Да и теперь он может не сегодня, так завтра лишиться престола, и мы опять станем простыми людьми... О, как бы я этого желала! Тогда бы мне ничто не помешало выйти за Тимоша.

Княгиня с сердечным сожалением посмотрела на нее.

– Бедная! – проговорила она. – Он, верно, зачаровал тебя; у них, говорят, есть такие колдуньи, которые могут напустить болезнь на человека.

– Совсем не то, я просто полюбила его: он хороший, честный, добрый, а уж какой храбрый, – другого такого не сыскать.

Княгиня смотрела на нее, не зная, что ответить.

– Локсандра! – сказала она наконец ласково, взяла ее за руку и посадила подле себя. – Положим, что он и добрый, и честный, и храбрый, но что ж из этого? Возможно ли, чтобы дочь господаря молдавского вышла за простого казака? Будь еще он сам гетманом, а то, представь себе, тебе придется жить в маленькой душной хате, работать, как простой мужичке, пожалуй, смазывать мужу сапоги дегтем и, наверно, растирать табак... И представь! Он будет пить: все казаки пьют, и пьяный будет бить тебя нагайкой: они все дерутся... Потом уедет в поход, у них вечно какие-нибудь походы, а ты останешься одна-одинешенька, сама будешь и кашу и варить, и нянчить, и стирать...

Локсандра опустила голову. Она и сама иногда в дурные минуты рисовала себе эту мелкую будничную жизнь. Сестра ее, знакомая с казацким бытом, только осветила и дополнила эту картину.