– Что там происходит? – спросила меня, оглушённая грохотом девушка. – Он решил сровнять город с землёй?

– Вам лучше знать нрав своего брата, ваше высочество, – с нескрываемой ехидцей в голосе ответил я. – Он уже убил Стивена, пролил родную кровь, вряд ли такого человека волнует судьба сотни тысяч горожан.

Герцогиня быстро отвернулась, но я успел заметить, как полыхнули гневом её глаза, а лицо залила краска.

– Надо дождаться возвращения Джона, – решил я, – идти в такую мясорубку вслепую смертельно опасно.

Я оглянулся назад. Вмиг протрезвевший Боб, побелевший от ужаса, с широко раскрытыми глазами сидел в фургоне, бросив вожжи, и закрывая руками уши. Звук, доносившийся до его примитивного слуха, был не такой оглушающий, как для нас с Изабелл, но ничего подобного он за свою жизнь не слышал. Ободряюще улыбаясь, я помахал ему рукой, но, похоже, это его не слишком успокоило.

– Мальчик возвращается, – сквозь гремящую какофонию донёсся до меня голос Изабелл.

Прекратив улыбаться Бобу, я устремил взгляд вдоль дороги, ведущей к городу. По ней навстречу нам, поднимая клубы пыли, нёсся маленький всадник на удивительно резвой лошади. Лошадка, привыкшая неспешно тащить за собой фургон, вряд ли сама ожидала от себя такой прыти. Буквально подлетев к нам с герцогиней, парень уже открыл рот для доклада, как вдруг всё резко стихло. Поэтому, не успев от неожиданности понизить громкость, первые слова своего сообщения Джон проорал так , что у меня заложило уши, а наши лошади вздрогнули. Никогда бы не подумал, что простой мальчишка может так оглушительно звонко кричать!

– Хозяин, – быстро сориентировавшись и понизив голос, повторил он, – там творится нечто невероятное. Стальные чудовища, такие же, как у нашего герцога, напали на город! Они скрежетали и лязгали, как, пожалуй, не смогут лязгать все цепи всех колодцев королевства одновременно, и изрыгали пламя из торчащих вперёд труб! Городские стены вдруг поднялись в воздух и рассыпались!

Украдкой я наблюдал за выражением лица Изабелл при столь красочном описании мальчиком злодеяний её братца, не трогать которого, она меня так просила. Но девушка совладала с чувствами и вернула своему лицу каменную маску высокомерной невозмутимости.

– Значит, теперь они уже вошли в город, – вслух произнёс я свою мысль.

– Нет же, хозяин!

– Что нет? Они остались у стен, а солдаты вошли в город? – Я прислушался, но не уловил звуков автоматной стрельбы, хотя, возможно, что извилистые улочки столицы и стены многочисленных домов приглушали их.

– Нет! Всё совсем не так. – Глаза у мальчика горели восторгом, как у ребенка, впервые увидевшего фейерверк. – Из-за городского рва вдруг вырвалось пламя и дым, а грохот стал совсем оглушающий. Вокруг железных монстров начала фонтанами взлетать в небо земля, а несколько из них остановились и загорелись, и из них начали вылезать горящие люди!

Мне на мгновение показалось, что я сплю и вижу дурной сон. Но нет, к сожалению, я бодрствовал и слушал рассказ ребёнка из отсталого средневековья о танковом наступлении и его подавлении силами противотанковой артиллерии! Этот обезумевший мир, казалось, не перестанет меня удивлять снова и снова, благодаря стараниям одной сумасшедшей семейки.

– Земля перед городским рвом и на нём, и за ним, – продолжал Джон тем временем, – тоже стала дыбиться, но оттуда снова полыхнуло огнём, и один из железных монстров вдруг подпрыгнул и развалился на две части – нижнюю и верхнюю, но из него никто не вылез. А остальные стали пятиться назад. Тут я и поспешил обратно к вам, чтобы предупредить. Хозяин, туда не надо идти!

– Тебе очень было страшно? – неожиданно ласковым голосом спросила мальчика Изабелл.

Было видно, что маленькому мужчине очень хотелось соврать, и он даже приосанился, выгнул узкую и худую грудь колесом, но под взглядом герцогини опал и, опустив глаза, признался:

– Очень страшно, ваше высочество. Я оставил лошадь под холмом, а сам забрался наверх и лежал, прижавшись к земле, а она так содрогалась подо мной, словно хотела меня скинуть. Я так однажды заснул на опушке, а мимо по полю прошёл табун, и земля тоже дрожала, но нежно, а не так сердито и грозно!

А ведь он может стать поэтом, почему-то подумалось мне, если только вытащить его отсюда. Иначе с годами он, в лучшем случае, превратится в Боба, а в худшем станет жертвой какого-нибудь мелкого садиста, которыми так изобиловала эта земля и эта эпоха.

– Надо двигаться, – решил я, – пока Генри будет соображать, что к чему, у нас есть хороший шанс воспользоваться этим затишьем и проникнуть в город. Вот именно ради подобного случая, я и советовал вам, ваше высочество, ехать без свиты.

– Джон, – приказал я, – перепрягать лошадей нет времени, да и не за чем. Поедешь рядом с фургоном, если понадобится, то у нас будет шустрый посыльный.

– Слушаюсь, хозяин, – и мальчик направил свою лошадь в сторону фургона со всё ещё ошеломлённым Бобом внутри.

– Не понимаю, – подала голос Изабелл, когда парень удалился на достаточное расстояние, – откуда в городе противотанковая артиллерия? Пока папа был жив, никакие танки ему не угрожали. Как я поняла из вашего доклада, Генри нанял армию уже после известия о смерти отца.

– Хороший вопрос, – согласился я, – сдаётся мне теперь, что не так всё однозначно с судьбой вашего отца. Пушки сами, да ещё так метко, стрелять не могут. А никакие наёмники не станут работать на мёртвого хозяина, даже если он им заплатил вперёд.

– Что ты хочешь сказать? – Она снова назвала меня на «ты», не без удовольствия отметил я.

То, что я хотел сказать, она поняла уже и сама, но желала услышать подтверждение своих выводов из моих уст.

– Что ваш отец, леди Изабелл, скорее жив, чем мёртв! И вся эта ваша семейная заварушка начинает меня изрядно раздражать!

И я поскакал вперёд, а вся наша маленькая процессия нехотя двинулась следом. Нам действительно очень повезёт, если затишье продлиться достаточно долго и мы успеем до новой атаки проникнуть за городские стены. А в том, что Генри теперь не отступит, даже сообразив, что отец, скорее всего жив, я ни секунды не сомневался. Герцог слишком сильно потратился, чтобы теперь отказаться от своих планов. Кровные узы в этом вопросе, как теперь уже поняли все, для него препятствием не служили.

Изабелл неожиданно поравнялась со мной, но некоторое время ещё молчала. Я не торопил её. История наших весьма странных и противоречивых отношений неожиданным образом нас сблизила. Я так ярко чувствовал её настроение, её порывы, будто они принадлежали мне самому.

Наконец она заговорила:

– Если папа действительно окажется жив, то, что всё это значит?

– Если живыми доберёмся до вашего папы, то узнаем из первых рук, – произнёс я в ответ, – а сейчас мы можем только гадать.

– Прекрати мне «выкать», – неожиданно прошипела она, – сейчас слуги не слышат, как не слышали и в моём Замке, в моих покоях…