class="v">Там набеленные страницы

Язык забытый нулевой

Который мне в дремоте снится

Когда я выгляжу совой

<1982>

121

ФАЛЬК вошел с отсутствующим видом большой как тихий закат

головой качая как Будда

только без колокольчиков

таинственный как Джаяварман Седьмой или Четвертый

кто это может проверить?

Иногда шевелил губами

мудрые и горькие свои побасенки

Записанные на память они как прожеванная еда

теряли соль жизни что кристаллизует невысказанное в явное

Отчасти это есть и в его пожухшей масляной живописи

из которой удушающая обстановка сталинской стагнации

высосала прелесть момента

по крайней мере для меня

восхищавшегося им как Рембрандтом

которого я тогда еще не видел

В ту пору кто-то внутри меня приказал

Люби его

я так и сделал

Так иногда любят отца издали и беззаветно

любить же отца было забытой привычкой

прерываемой его нетерпеливыми вспышками

Странно ведь мой отец мне был ближе

не по характеру а по духу искусства где была кровь?

но музыка была для меня чем-то давно привычным

как расположение комнат в квартире заполняемых ею

А у Фалька в московской исторической глуши

интеллектуальная радость

отзывалась режущей новизной чувств

В этих мазках была откровенность вспоротого живота души

внутренность вещей приветствовала меня

как новичка лирической конспирации

членство было сейчас и пожизненно

И все это началось в тот день когда

ФАЛЬК роберт рафаилович

вошел в комнату покачивая желтой головой

и не глядя на меня подумал

«опять учить этих олухов»

<1982>

122

Томас Венцлова вильнюсский цветок

своим видом увлекал москвичек

никогда не читавших Гофмана

лепил их по своему подобию

изловчившись

они отъедали от него по кусочку

отчего он становился легче и легче

и порхал

влюбленный в себя так

что забывал про гадости

но

не найдя анонимности дома

пустился по континентам

достиг ее занимаясь не тем

эльф пустырей

шут полигонов

неутомимый словопляс

ему бы награду динамитчика

ему бы взорвать колыбель

предков растрясти

однако

мой прадед тоже из Вильнюса

но это по материнской линии

что слаба и не дает покоя

сто лет назад наши предки

раскланивались за Остра Брамой

и вероятно говорили о женщинах

о политике

или нет

<1982>

123

Г. Айги

в посвисте спящих

слышатся голоса из-за стен

дом молчит

всеми коленчатыми коридорами

вдруг

за дверями зажигаются огни

двигают мебель

позванивает смех

в этих комнатах

как зарницы

вспышки воспоминаний

«я жив»

бережно несомых тьмой

которая не то что вечна

(чересчур чревата чертовщиной)

а нуждается в свете

как муха в пламени

черный свет

черносветье

чур меня нечистая!

свеча напросвет тернистая

<1982>

Поэтические сборники 1982–1998

«Книга зерен» (памяти К.) (1982–1983)

124

рот дня

ненасытная пасть

набита тщетными вещами

подавилась ничем

бедность шаром покатила

ни во что не попала

объявили ничью

125

как вообще стихи писались?

так

брался карандаш

бросалась стреляная фраза

за ней толклась другая

сбивалась и теряла смысл

терпеливо ждала стрелка́

спавшего сном поэта

126

шепчущие что-то секунды

минуты-аккуратистки

тяжеловесы часы

прошли табуном

127

запрятанный из сада в ящик

мой скудный белый стих

черным по черному

что-то сплел из ничего

землю вышил небом

затрещал как паутина

и как стон застрял в ушах

128

сосед глядел тоскливо

алкоголично в пустоту

сквозь пива полынь

через ржавость водки

увидел пустырь сребристого цвета

где бледное солнце худосочную спину грело

под ногами травинка младая росла

весну представляла как делегатка

сулила большие дела

129

бледного мальчика мир

хмур и сжат

кровать для него двор

он царственный принц

рядом придворные близкие

симметрию разбили доктора

посторонитесь

один укол

одна мысль

пожил бы

130

цветы захлестнули покойника

но один

в форме облака

тлением дня

ароматом ночи

унесся туда

где остальное неизвестно

131

сад

запертый среди других садов

в центре куст пронзительного цвета

то начало красоты

гром здесь шепот

молния тьма

сердце слепое пятно

бьющейся свободы

132

шум моря напоминает о том

что мы слышим не его

а небо

миллионную часть его песни

розданной всем

133

зажги внутри себя огонь

что превратит наружный свет

в его тень

иди вдоль луча

не прикасайся

не лезь на горизонт

провалишься

убьет

погаснет

134

птицы летят по ранжиру

волны спешат рядами

церемонно заходит солнце

беспорядок

это я

ненужный наблюдатель

стройного движенья к концу

135

судьба мне море одолжила

с пеной и щепоткой соли

сад

с руками машущих ветвей

дала мне женщину

источник тела

в итоге