нет, остался стоять на площадке. Что делать с квартирой? Запереть дверь и унести ключи? Нельзя. Оставить дверь открытой? Невозможно! Несколько минут назад он собирался взломать дверь, если бы это не удалось, то спустился бы по водосточной трубе. А теперь Антон считал себя обязанным дождаться возвращения директора. Пугала мысль: вдруг обворуют квартиру, и ребята подумают, что это он, Антон, совершил кражу.

Антон закрыл дверь на ключ и на засов, отправился знакомиться с квартирой. Из окон был виден левый берег Невы, цехи механического завода и стоявшие у причалов пароходы. У гранитной стенки набережной стоял трехмачтовый парусник. Точно такие корабли ему приходилось видеть на страницах книг с приключениями. Вдали за домами виднелся, словно в сером чехле, купол Исаакиевского собора. Скоро Антону наскучило глядеть в окно, снова он почувствовал голод, и тут увидел записку. Она лежала на письменном столе, возле будильника: «Антон, кушайте яичницу и весь хлеб. В термосе сладкий чай. Вернусь вечером. Ждите».

Внизу стояла знакомая подпись директора. Антон бережно сложил записку и спрятав в карман.

Еще одну ночь Антон провел у директора, а утром вместе с ним поехал в училище. Наказание — выговор и неделю убирать двор — Антон встретил спокойно. По теории с ним занималась Оленька. В мастерских он настолько отстал от Якова, что не было уже и речи о том, чтобы догнать его в ближайшее время.

Одно обстоятельство особенно заинтересовало Антона. Получая в кладовой наждачную бумагу, он услышал, как Георгий потребовал:

— Дайте мне пичугинский штамп.

Кладовщица скрылась за стеллажами и вынесла небольшую коробочку. Позже Антону стала известна история этого штампа…

Два вечера Яков работал в техническом кружке. Много хлопот доставила выпиловка букв. Самые узкие пилки в инструментальной кладовой оказались громоздкими. Тогда он изготовил крохотное зубило, и сразу двинулось дело.

В тот вечер, обходя после отбоя здание, Андрей Матвеевич обнаружил свет в комнате технического кружка. Напрасно Яков старался доказать, что спать он не хочет, что ему только осталось снять металл в последней букве штампа, замполит был неумолим и отправил его в общежитие.

Утро Яков встретил тревожно. Обидно дожидаться вечера, когда работы всего на полчаса. Евгений Владимирович понял настроение Якова и отпустил его до десяти часов, но велел показать, что за штамп он готовит, стоящая ли работа, может, простое баловство?

— Хочу, чтобы знали партизаны и солдаты, что наше сто двенадцатое изготовило эти мины, — сказал Яков, выкладывая свою работу на стол.

Много старания вложил в нее Яков. Четыре бронзовые полуколонны штампа, обхватывали железный сердечник — надежный фундамент для стальной пластинки с выпуклыми буквами. Евгений Владимирович сразу заметил: работа искусная, да сказалось отсутствие опыта! Штамп был негоден. Но не отложить ли разговор об ошибке? Мастер схитрил:

— Одного штампа мало, может затеряться, запас не мешает. Сделайте второй.

Евгений Владимирович выписал требование на сталь бронзу и наказал Якову:

— Будешь нарезать буквы, обязательно меня пригласи. Я покажу кое-что интересное.

Не больше часа Яков строгал пластинки, до обеденного перерыва успел проточить полуколонки и сердечник. В начале второй половины дня он с гордостью положил заготовку на стол. Евгений Владимирович придвинул к нему парафин и подал первый штамп:

— Попробуй, сделай оттиск.

Выбрав на парафиновом круге место поровнее, Яков наставил штамп, легонько ударил деревянным молотком. Что такое? Буквы оттиснулись легко, а прочитать надпись невозможно. Двойка почему-то получилась впереди, а вместо «сделано» какая-то тарабарщина — «оналедс».

Обтерев буквы платком, Яков опять надавил штамп, и снова на парафине получился непонятный отпечаток. Евгений Владимирович протянул ему штамп для пробивки инвентарных жетонов. Стальную строчку не прочесть, вся надпись шиворот-навыворот, а на парафине четко — «Инвентарь РУ-112».

Так вот в чем ошибка! Яков стоял красный — как это не сообразил такую простую вещь! Граверное дело не входило в токарную программу, однако нигде не сказано, что талантливый токарь не должен быть искусным гравером. Второй штамп у Якова получился отличный, был сдан в инструментальную кладовую и получал название «пичугинский».

Кроме радости в тридцать четвертой токарной были и неприятности, о которых узнал Антон в первый же день своего возвращения.

У своего деда Алексей достал для Лосева рекомендательное письмо на завод имени Карла Маркса. Обмануть деда не составило большого труда, и Лосеву в письме было прибавлено два года. Но когда в отделе кадров завода спросили паспорт, Иван растерялся. Спасибо, выручил Алексей:

— В прописке у него паспорт.

Начальник отдела кадров подозрительно посмотрел на Ивана — «больно мал для семнадцати лет». Но не осмелившись обидеть старого Волгина, еще раз прочитал письмо и написал на уголке осторожную резолюцию: «Оформить в механический цех после представления паспорта».

А где его взять? Так Иван снова вернулся в токарную. Вадим не знал, как дальше быть с Лосевым. Хотел пойти к директору, да Алексей уговорил: дед поправится и сам отведет Ивана на завод. А тут подоспели новые события…

В среду приезжала делегация из сто девятого ремесленного училища — два ученика, преподаватель и мастер. Они побеседовали с Николаем Федоровичем, а затем разошлись по группам и мастерским. Ученикам выпала проверка социалистических обязательств по культурно-массовой работе, преподаватель знакомился с постановкой теоретического обучения, мастер — с производством.

К вечеру делегация собралась в кабинете замполита. Пришли Николай Федорович, Евгений Владимирович и тут спохватились, что забыли пригласить Вадима. Попросили Оленьку сходить за ним в спортивный зал, где происходила встреча баскетболистов училища и средней мужской школы.

Представители признавали, что производственное обучение и теоретическая постановка в обоих училищах равны. В сто двенадцатом училище кабинеты для политических занятий и черчения лучше. Понравилось им и оборудование спортивного зала. Но они не скупились и на замечания: мал рост комсомольской организации, есть группы, где комсомольцев меньше половины. Хромает и дисциплина. Вспомнили самовольную отлучку Якова, побег Антона.

Андрей Матвеевич на заседании комитета комсомола рассказал про замечания товарищей из сто девятого ремесленного училища. Мария Ивановна беседовала об этом с токарями. Антон хорошо запомнил ее слова: раз мы любим свое училище, то должны постараться занять в соревновании первое место. В перемену Антон увел Вадима на черную лестницу и таинственно заявил:

— Наше училище обязательно победит в соревновании.

— Почем знать!

— Это я беру на себя.

Вадим подумал, что Антон хочет покончить со своим отставанием по спецтехнологии и физике.

Когда кончались занятия в кружках, в главном корпусе становилось необычно тихо. В такие минуты Матвеевич любил посидеть у карты. Продвижение наших войск он отмечал