В центр пирамиды уронили спичку, и щепки с потрескиванием загорелись. Пока пламя пробиралось по дровам, она взглянула на меня:

— Как много соседей обычно приходят на эту вечеринку?

Я положила ботинки на край ямы, стремясь к теплу от огня.

— Около сотни. У нас устроены площадки для наблюдения на верхних балконах, но большинство семей предпочитает оставаться на газоне. Они придут около шести, а шоу начинается в девять.

Она оглядела грили для барбекю, расставленные слева от подъездной дорожки, как раз за площадкой для парковки гольф-картов. Официанты коптили мясо с самого утра, и от доносящегося запаха у меня потекли слюнки.

— У вас достаточно еды?

— О, да. Мы делаем это уже восемь лет. Это одно из наших любимых мероприятий. Тебе стоит взглянуть на всех детей, которые придут. — Мой голос немного дрогнул, когда я на мгновение потеряла самообладание, и я стряхнула крупицу пепла с джинсов, надеясь, что она не заметила.

Она заметила, и ее следующий вопрос был неуверенным, когда она протянула бутылку вина, словно она могла помочь.

— Вы когда-нибудь думали о детях?

Я взяла «Мерло» и пополнила свой бокал: «Конечно, иногда».

Вообще-то все время, особенно в ночи, вроде этой. Семейные события были благословением и проклятием. Напоминанием того, чего у нас не было, в сочетании с радостью, приносимой детьми. У нас был идеальный дом для детей. Я могла бы устраивать вечеринки в бассейне в подвальном гроте посреди зимы. Киновечера в огромном кинотеатре. Ночевки с наблюдением за созвездиями на огромных балконах.

— А вы? — спросила я, сделав большой глоток. Она не дрогнула.

— Конечно, в первое время. Но Мэтт переболел раком простаты после окончания университета, что убило для нас эту возможность.

— Мне жаль, — сказала я, а затем продолжила в таком же духе, как многие любознательные и навязчивые родители, которых я ненавидела: — но вы могли бы усыновить.

— Мы не хотели. Честно, мы счастливы без детей. — Она изучила меня, и это было оно. Моя очередь. Она была открыта со мной и ожидала от меня того же. — А вы?

Конечно, мы были счастливы. Нам не нужны были дети для счастья. Но Уильям хотел детей. Я хотела детей. Он строил нашу жизнь финансово, а я чувствовала, что должна строить ее детьми, — это была, по сути, моя работа, которую я позорно проваливала.

— Мы пока не пытаемся забеременеть. — Ложь получилась такой же легкой, как вино. — Как и в вашем случае, нам нравится наша жизнь такой. Дети… — Я почувствовала, что мои губы напрягаются, и надеялась, что слова не прозвучат с сожалением: — Дети изменили бы все в нашей жизни.

Изменили бы все. Мое сердце просто разбилось в груди от этих слов, все мои фантазии сразу всплыли в голове, как будто атакуя меня своей силой. Уильям, кружащий нашу дочку. Мальчик с его проникновенным взглядом и моей лихой улыбкой, прорывающийся по берегу и бомбочкой прыгающий в бассейн. Мы, скопом лежащие в кровати воскресным утром, а потом завтракающие политыми шоколадом панкейками.

— Значит, ты не хочешь детей. — Она склонила голову набок, обдумывая это. — Это никак не связано с…

— Нет. — Это никак не было связано с моими поврежденными яичниками, покрытыми кистами, и их восприимчивостью к сперме… как там сказал доктор? Враждебной? Это никак не было связано с неудачными операциями и гормональной терапией, моими шансами забеременеть, едва ли достаточно высокими, чтобы не обдумывать усыновление. Я знала, чего хотел Уильям — ребенка с его кровным родством. Суррогатное материнство было следующим вариантом, и я откладывала этот шаг, сколько могла, отчаянно надеясь, что мое тело все же даст мне возможность реализовать нашу мечту, предпочтительное. Я хотела, чтобы он видел меня беременной. Обнимал мой округлившийся живот. Держал меня за руку во время родов. Я хотела быть матерью, и позволить чужой женщине родить моего ребенка казалось неправильным уравнением для нашей будущей семьи.

— Вот как, — только и сказала она. Вот как. Словно она знала правду. Словно она видела мое слабое место.

Я смотрела, как Уильям спускается по лестнице, и боролась с подозрением, что он рассказал ей обо мне.

* * *

— Извините, — сказала я в пятый раз и нахмурилась, приложив руку к животу. — Мне просто нужно прилечь. Но серьезно, спасибо вам за помощь.

— Было весело, — заверила Нина, шагнула ближе и обняла меня. Я сжала ее в ответ, затем перешла к Мэтту.

— Надеюсь, тебе станет лучше, — сухо сказал он, неловко обнимая меня одной рукой и быстро отступая.

— Вы уверены, что не хотите взять домой часть оставшегося мяса? — предложил Уильям.

— Ну… — Нина посмотрела на буфетный стол, все еще заваленный едой.

— Он шутит, — вмешалась я, прежде чем у нее появится шанс согласиться и растянуть вечер еще на полчаса. — Мы жертвуем все это в приют для бездомных. Прислуга уже пакует все для доставки.

— Просто не ешь больше ничего, — предостерегла она. — Не то живот еще сильнее разболится.

— Спасибо, — поблагодарила я и прислонилась к груди Уильяма. — Хорошего вам вечера.

Последовал еще один обмен прощаниями и любезностями. Я сдержала желание захлопнуть за ними дверь и, прежде чем ее закрыть, дождалась, пока они усядутся в свой новый гольф-кар и доедут до середины дорожки. Я разозленно посмотрела на Уильяма.

— Тебе обязательно везде их приглашать?

— Ты пригласила их, — нахмурился он. — Помнишь? Мы были в «Мортонс».

— Я пригласила всех соседей. И, честно говоря, я бы пропустила их приглашение, если бы Нина не нарисовала просьбу на своих сиськах соусом для стейка.

Он вздохнул, включая сигнализацию и направляясь на кухню.

— И я думала, они придут в шесть, как все остальные. А они были здесь с часу. — Я взглянула на свои часы. — Уже почти одиннадцать. Зачем ты пригласил их посмотреть с нами кино?

— Мы всегда смотрим «Челюсти» четвертого июля.

— Верно. Когда гости уходят в десять. Не после того, как они сидят и полтора часа обсуждают канадскую экономику. К тому же «Челюсти» всегда смотрим мы, а не ты, я, Нина и Мэтт. Богом клянусь, нам нужно завязывать с этой дружбой. Они одержимы нами.

Он открыл дверь в винный погреб, вошел и потянулся за бутылкой.

— Я не понимаю, как они тебе еще не надоели.

— Мэтт — хороший парень. Он не такой, как остальные придурки здесь. Если мне нужно будет выслушать еще одно обсуждение о кандидатах на выборы в совет по архитектуре комплекса, я повешусь. Кроме того, я работаю с Ниной.

— Ага, у меня тоже есть подчиненные, — вздохнула я. — И знаешь что? Я не провожу время с горничными на кухне по выходным. Есть причина, почему нужно отделять работу от удовольствия.