—Сначала запомним твердо адреса наших основных врагов в оккупированном Париже: в Булонском лесу размещается СД и гестапо; на авеню Клебер, в отеле «Рафаэль» — верховное командование вермахта; на авеню Клебер, отель «Мажестик» — резиденция военного коменданта; и наконец, в известном вам отеле «Лютеция» — филиал абвера, пожалуй, самого серьез­ного ведомства хитроумного Канариса. Там командует весьма опытный разведчик Оскар Райле... А потом постараемся по­стичь методы их работ. Все они понимают, что идет борьба не на жизнь, а на смерть, и надо напрячь все силы для выявления руководителей антифашистского движения и раскола патрио­тических сил Сопротивления. Абвером и прочими разведками Германии приняты, прежде всего, меры по «закупорке» Фран­ции, Канарис ведет переговоры с военным министерством Виши, добиваясь легализации действий абвера в неоккупированной зоне. По всей территории создаются опорные пункты из предателей-коллаборационистов. Поэтому, господа, нужно быть предельно осторожными. А теперь лучше подумать о том, как нам перехитрить Блайхера.

Плохо, если у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть.

А.H. Толстой

Надев наушники, я слушал, лежа на диване, последние известия: «Наши войска, — передавала «Немецкая волна», — успешно продвигаются вперед, захватывая десятки тысяч пленных, уничтожая военную технику... советские части бегут... не пройдет трех-четырех недель, Красная армия будет оконча­тельно разгромлена, и на башнях Московского Кремля будет реять наша свастика...»

Английское радио сдержанно сообщало об отступлении русских армий, о бомбежках Москвы, а комментаторы пред­сказывали скорое падение советского строя. О том же твердили радиостанции ряда стран.

С отвращением вертя ручку настройки, я думал: «Все вы, сволочи, радуетесь гибели нашей России»! — И вдруг услышал: «Брача и сестри, говори радио "Слободна Югославия"... Рат тек почине... Доле фашизам! Живела наша майке Русия»!

Моя родная, верная Сербия, такая на нас, эмигрантов, не похожая! Ты сначала нам помогала как русским. Вместе с нами была убеждена, что советская власть «чифутска»! А после пора­жения «ленинской гвардии» в 1936—1937 годах ты, моя Сербия, уверовала, вместе со всеми советскими народами, в Сталина и в день нападения на СССР обратилась с воззванием к Югославии встать на борьбу с захватчиками... Майке Русие!

Часы на стене пробили шесть. Я встал, оделся, вышел из дома. Что преподнесет мне сегодня ночью судьба? Встреча на­значена в небольшом бистро на соседней улице. Увидав меня, Жерар помахал рукой, допив свой кофе, поднялся, пригласил сесть рядом и бросил:

— Сейчас он придет!

Павел Иванович опоздал минут на десять. Поздоровавшись, он окинул взглядом сидящую неподалеку молодую пару, стари­ка, уткнувшегося в газету, и заказав на ломаном французском слуге кофе и рюмку абсента, подождал, пока он отойдет, и по­вернулся ко мне:

— Ну как?

— Гуго Блайхеру я сообщил, что Анита Лонг[36]передала архив Маркса своей подруге Марии Жановье. Арестованная, как я понимаю, была предупреждена и подтвердила все. За что переведена из строгого изолятора в тюрьму.

— Значит, клюнул! А вы сказали, что Жановье весьма со­стоятельная дама, что у нее собственный дом в Обервиле?..

—Разумеется! Выслушав все, он спросил: «А где сейчас эта дама? В Париже»? Я только пожал плечами: «Дамочки в бар­хатный сезон редко бывают в душной столице. Им наплевать — воюют или нет. Они хотят понежиться на пляже. Я подходил к дому, но позвонить не решился, чтобы не вызвать подозрения»... Он только хрюкнул, проворчав: «Ферфлюхте вайбе!»[37]

Жерар заерзал на стуле, посмотрел по сторонам и склонился ко мне:

— Я побывал в доме Мари не раз. Советую сделать так: перелазите через калитку в сад, по аллее доходите к дому, под­нимаетесь на балкон. Дверь обита железом и заперта изнутри. Пусть Блайхер и его люди возятся с замком, а вы обойдите дом с левой стороны — в третьем окне форточка плотно прикры­та, — открыв ее, поверните шпингалет, толкните левый ставень, и вы в гостиной! А оттуда идите в прихожую и отпирайте этим людям, простите, нелюдям!

— Ха! Ха! И говорю: «Битте шен! Я не действую ауф треу унд глаубен»[38]. Немчура сразу зауважает! А где тайник? А?

— Справа от камина в гостиной, под картиной с морским пейзажем. Открывается просто: следует только дернуть за про­волоку, торчащую примерно сантиметров на двадцать внутри камина. Так что тебе не придется в саже запачкаться! — И Жерар похлопал меня по плечу. — Бон шанс![39]

Обсудив еще кое-какие детали, мы разошлись, договорив­шись встретиться на другой день.

Вернувшись домой, я улегся на свой роскошный диван. Раз­гулялись нервы. Душу томило нехорошее чувство...

Около восьми вечера пришел Катков и, заглянув ко мне, спросил:

— Ты чего нахохлился? Взял билеты, идем с тобой в театр! Поглядишь на свою Ниночку в «Лебедином озере».

— Сегодня ночью едем с Блайхером на выемку в Обервиль. Так противно... — глухо отозвался я и рассказал о беседе на Шаброль.

—Эх, Володька, Володька! Влез ты в болото—вот и прыгай с кочки на кочку. Что тут посоветуешь? Сегодня ты надуваешь их, а завтра?.. Уверен, что твой немец после такого провала—а это все-таки провал—захочет себя реабилитировать и, полагаю, проверит тебя на очередной операции. И завязнешь!

— Уж очень меня заинтересовал советский разведчик!

— А не думаешь, что он использует тебя и бросит, как это они обычно делают? Ты ведь «дворянское отродье»! Никогда в ногу с партией не пойдешь!

— Не думаю.. Поверил ему. И Жерару поверил. Хорошие они ребята!

— Ну смотри! Будь осторожен. В случае чего — спрячем тебя. Станешь французиком из Бордо... Запомни только одно: голова дороже любых старых бумаг! — И Катков, широко улыб­нувшись, вышел из комнаты.

Время тянулось мучительно медленно. Наконец пробило десять... До Обервиля мы добрались на машине только в две­надцатом часу. Ночь была темная, пасмурная. В саду виллы царил полный мрак. Поднявшись на балкон и хлопнув ладонью по массивной двери, я тут же заметил:

— Я обойду дом, может, с заднего хода удобней! — И сразу сбежал с балкона.

Проникнуть внутрь не стоило большого труда. Не прошло и двух минут, как я впустил на виллу уже готовых взламывать дверь Блайхера и двух его помощников.