не верю в богов. А ты, значит, веришь?

Направляясь в эти грязные комнатки, я ничего особенного не замышляла. Хотела подразнить чуть-чуть принцессу, узнать сплетни, выведать что-нибудь полезное для себя. Воображала, как мы поиграем в стратегическую игру, так любимую стариками. В ней каждый передвигает пешки, пока один из игроков не будет побежден.

– Конечно, верю! – Голос Федры звонче, тоньше моего. Очередное напоминание о том, что я ровесница Тесея, а она ровесница его сына. – Не верь я в богов, – добавила она, – не была бы здесь.

– Не понимаю, – нахмурилась я. – Ты здесь потому, что вышла замуж за Тесея. При чем здесь твоя вера в богов?

Федра помолчала, затем произнесла:

– Не могу объяснить.

– Думаю, ты уже и так достаточно сказала. Но если хочешь, держи свои секреты при себе. – Я притворилась, что сделала глоток тошнотворного вина.

– Тесей – чудовище, – выпалила Федра, дав свободу давно сдерживаемым словам. – И я здесь по божественному плану, дабы засвидетельствовать заслуженную кару Тесея.

– Эта ночь принимает очень странный поворот, – заметила я больше себе, чем своей компаньонке. Кубок Федры уже опустел. Похоже, румянец на ее щеках вызывали не только мысли о чреслах Ипполита. – Мне все равно, что случится с Тесеем. Но позволь напомнить тебе, что ты находишься у него во дворце. Скажешь эти слова не тому человеку – и тебя убьют.

– Обычно я осторожна, – пробормотала Федра, опустив взгляд. – Но боги защитят меня, я в это верю. Тесей не герой, каким его все считают. Он убил моего брата.

– Твоего брата?

– Моего единоутробного брата, Миноса. Тесей говорит, что он был чудовищем, но это не так. Он даже не был вооружен.

– Миноса… Ты имеешь в виду Минотавра?

Федра кивнула.

– Его огромные рога – разве не оружие?

Она отвернулась.

– Ты не понимаешь.

– Не особо. – Хотя, кажется, начинаю понимать. – Выходит, Тесей убил твоего брата и ты прибыла в Афины, чтобы отомстить ему?

– Нет! – возмутилась Федра. – Не отомстить. Увидеть, как его покарают. Убедиться, что боги свершили должное.

Я покачала головой.

– Теология чересчур сложна для меня, царица.

Я встала, чтобы размять ноги, хотя комнатка для этого маловата. Осмотревшись, остановилась взглядом на настенной росписи. Я видела ее несколько недель назад, и с того времени Федра значительно продвинулась.

Сразу видна рука дилетанта. В Коринфе, где я жила с мужем, обитали довольно умелые художники. Никто из них не нарисовал бы подобного: нанесенные хаотичными мазками беспорядочные волны, почему-то не накатывающие на берег. Картина по меньшей мере неестественная. И все же было в ней свое очарование, заметное даже в тусклом свете мерцающего пламени масляной лампы: какая-то необузданная вера.

– Это ты нарисовала? – спросила я, зная ответ.

Федра кивнула.

– Да. Живопись – моя страсть.

– Что ж, ты полна сюрпризов.

Она поморщилась.

– Так почему женщина сказала мудрому царю разделить ребенка? И почему ты убила своих детей?

Я вздохнула.

– Потому что у меня нет твоей веры в богов. Потому что порой женщинам приходится брать дело в свои руки. Если Минотавр – твой брат, почему вы заперли его в лабиринте?

Мой ответ был не особенно вразумительным, но, похоже, удовлетворил принцессу. А вот мой вопрос заставил ее нахмуриться.

– Ты права. Отец сказал, что так будет лучше, а он сын Зевса. Я не знаю… – Федра умолкла, закусив губу. – Тебе известно, что тебя здесь ненавидят? Если Тесей найдет тебя, то убьет.

– Тесея здесь нет, – заявила я с напускной бравадой.

– Почему ты все еще в Афинах? Отчего не сбежала, не вернулась к отцу в надежде на его милость?

Хорошие вопросы. Пытаясь совладать с собой, я пристально рассматривала настенную роспись.

– У меня нет нужды сбегать. А почему ты сама не вернешься к отцу? Теперь, когда увидела афинский двор во всей его красе. О, я забыла. Ты хочешь увидеть, как осуществится возмездие, свершенное не тобой.

– Необязательно меня высмеивать.

Моя дочка в четыре года так же обиделась, когда я посмеялась над ее словами, что Коринф – лучшее место в мире. От воспоминаний сердце всегда пронзает болью, поэтому я редко позволяю себе подобное. Как юной принцессе удается задеть меня за живое?

Пока я размышляла, Федра продолжала говорить:

– Афинский дворец не отличается цивилизованностью, но мне здесь ничто не грозит. Я – царица. Однако переживаю за других женщин. За таких, как ты.

Я в ужасе повернулась к ней.

– Федра, нельзя так думать! Не думай так никогда! Ведь царская кровь не спасет тебя от комара, который запросто присосется к твоей шее.

Она покачала головой. Видно, не поверила мне.

– Тебе так кажется, поскольку ты пошла против богов и саморучно отомстила мужу. Ты без божественной защиты. Меня же боги защитят.

– Дитя, – смогла лишь сказать я в ответ.

Федра обиженно надула губки.

– Думаю, тебе пора уходить, – поднялась она.

– В самом деле, – кивнула я. – Спокойной ночи, царица. – У двери, не удержавшись, я обернулась: – Я не творила ничего из мести. По крайней мере, на этот счет моя совесть чиста.

Я выскользнула за дверь, не дав ей возможности оправиться от удивления и засыпать меня вопросами. Хотелось прямо в коридоре опуститься на пол и расплакаться. Хотелось рыдать, бить себя в грудь и выть, пока боги не услышат меня и не вернут в мои объятия любимых детей. Хотелось с высоко поднятой головой пройтись мимо всех насмешников, подобных Гераклу и Тесею, плюнуть им в лицо и сказать, что они ничего не знают и не понимают, они не матери. Пусть гнуть железо им и по силам, но вынести мою боль им невмочь.

Разумеется, ничего из желаемого я не сделала. Натянула низко капюшон и вернулась в безопасность своих комнат, где помимо прочего сорвалась на Кассандру и велела Агнете налить мне вина получше.

Ночной хор

Мы живем во мраке. Кто ж знал, что порядок сохранял Тесей?

Мы в опасности в любой комнате. С любыми мужчинами. С тихими и шумными, с грозными и улыбчивыми. Не приближайся ни к кому из них. Не испрашивай позволения уйти. Просто уходи. Хотя бы к ночи.

Чем больше нас, тем безопаснее. Я помогу убрать покои твоего господина, если ты поможешь мне почистить одежду для верховой езды моего. Можно начать, как только они отправятся на охоту. Тогда мы управимся к их возвращению.

Когда я буду готовить ужин, добавлю в тушеное мясо снотворное. Сморенные, они уснут, едва дойдя до своих комнат.

Не полагайтесь на царей: они не позаботятся о нас. Мы сами позаботимся друг о друге. Мы выживем, несмотря ни на что.

А кто-нибудь позаботился о критской принцессе? Ее кто-нибудь предупредил?

Медея

Я снова отправилась к ней. Как было устоять? Меня тянуло к ней, как всемогущего Зевса – к женщинам. Манили разговоры о божественной каре Тесея. Я не верю в богов, но верит ли она? Федра действительно верит в какой-то божественный замысел или все это – игра, которой она прикрывает свои зловещие планы? Ни риск быть схваченной, ни боль от растревоженных ран, нанесенных принятыми в прошлом решениями, не перевесили желания узнать больше и понять.

Именно поэтому несколько ночей спустя я опять пробиралась по пыльным коридорам к тоскливым покоям принцессы. Федра сидела, уставившись на свою фреску. Я обрадовалась, что поблизости нет ее сварливой служанки.

– Царица, – сказала я.

– Царица, – отозвалась она, кивнув.

От любой другой я сочла бы это дерзостью.

– Зови меня Медея, – предложила я и прошла к креслу. Хотя «прошла» – громко сказано: в ее крохотных покоях не развернешься. Уже не первый раз пришла в голову мысль: кто додумался поставить здесь огромный обеденный стол, занявший большую часть комнатушки? Вероятно, никто. Просто тут нужен был стол и принесли первый попавшийся и ненужный. Об удобстве принцессы никто не позаботился. – Мы же кузины.

– Да, – согласилась Федра, – кузины. Возможно, наши матери были близки. Мне это неизвестно.

Сомневаюсь. Моя мать была самой старшей из пятерых детей, а ее – самой младшей. Правда, порой в таких случаях старшая девочка