— Правильно, — сказала Элли. — Так ему и надо!

Я подняла голову к небу и увидела, что уже светает. Сердце у меня ушло в пятки. Сэра Чарльза мы спасли, но — ох, что теперь будет!

Сэр Чарльз заметил выражение моего лица и сказал очень мягко:

— Не бойтесь, леди Грейс. Ее Величество будет вами довольна. Я поговорю с ней и всё улажу.

И лицо его снова закаменело.

Больше никто из нас не проронил ни слова до самого Уайтхолла.

Когда мы поднялись по ступеням пристани, нас встретило крайне изумленное лицо дворцового стражника. Он преградил нам дорогу.

Керси, высадив нас на берег, быстро погреб к тому причалу, что у кухни.

Я узнала стражника, иногда сопровождавшего королеву.

— Доброе утро, Митчелл, — сказала я. — Не пошлешь ли ты к Ее Величеству сказать, что я спасла из заточения сэра Чарльза Эймсбери, похищенного его собственным братом, и привезла сюда?

Я очень старалась, чтобы моя просьба прозвучала так же властно и убедительно, как у королевы, хотя мой старый и грязный наряд вряд ли тому способствовал!

Вот что значит «не буди лиха, пока оно тихо»! Поднялась жуткая суматоха.

Королеву разбудили, и ей пришлось готовиться к аудиенции. Через какое-то время нас всех проводили в приемный зал, где на троне сидела совершенно разъяренная королева, а рядом с ней стоял лорд Уорси.

Из-за возвышения за троном выглядывали леди Сара и Мэри, и видно было, что они сгорают от любопытства. Наверно, их вызвали подержать шлейф Ее Величества, а потом они притворились, что очень заняты вышиванием!

Королева даже не взглянула на меня. Я надеялась только, что ее ярость показная, для соблюдения приличий. Если она и в самом деле устала от моих похождений — ох, и худо мне придется!

Сэр Чарльз выступил вперед, опустился перед королевой на колени и рассказал Ее Величеству все то, что рассказывал нам в лодке. Королева слушала молча. Потом она послала за человеком, называвшим себя его именем.

Вошел Гектор Эймсбери, нервно покусывая ус.

Сэр Чарльз шагнул к нему, положив руку на стилет. На первый взгляд братья были похожи как две капли воды, но когда они встали рядом, я заметила, что Гектор выше на пару дюймов, кроме того, сэр Чарльз был полуодет и неприбран.

— Я вижу, мой бедный безумный братец сбежал, — презрительно заметил поддельный сэр Чарльз. — Бедняга думает, что он и в самом деле я! А он убедителен, клянусь!

— Как ты мог, Гектор? — мрачно спросил настоящий сэр Чарльз. — Я давал тебе деньги, я помог тебе отправиться во Францию, и как ты отплатил мне?

Гектор пожал плечами:

— Он не в себе, Ваше Величество, это ясно как день! Неудивительно, что ему удалось одурачить эту юную фрейлину, леди Грейс.

Королева перевела взгляд с одного сэра Чарльза на другого, потом нахмурилась.

— Ну и как же тут разобраться, господа? — спросила она.

Я так разволновалась, что даже забыла встать на колени.

— Ваши Величество! Я знаю, как!

После моих слов в зале повисла нехорошая тишина.

— Ну? — осведомилась королева, не очень-то ободряюще.

— Надо спросить у лучшего друга сэра Чарльза.

Странно, наверное, выглядела вся наша процессия, направлявшаяся в денник.

Заслышав ржание Ласточки, сэр Чарльз улыбнулся, наверное, впервые за много дней. А Гектор Эймсбери неуверенно позвал:

— Эй, лошадка… Лошадка…

Один из мальчиков-конюхов вывел Ласточку из денника. Проходя мимо Гектора, она плелась уныло, опустив голову. Потом, видимо почуяв запах сэра Чарльза, оживилась, вскинула голову и радостно заржала, потянув конюха прямо к нему.

Сэр Чарльз потрепал ее по шее и позволил себя обнюхать. Его избитое лицо прояснилось, и он снова стал похож на того добряка, которого я знала.

— Видите? — торжествующе сказала я. — Лошадь сразу узнала сэра Чарльза!

Гектор шагнул к Ласточке.

— Ну же, лошадка, ты ведь меня знаешь, — пробормотал он, протягивая руку к уздечке.

Ласточка мотнула головой, прижала уши, недовольно фыркнула и куснула его протянутую руку.

Гектор дернулся и отступил назад, переведя взгляд с лошади на своего брата, а потом на королеву. Но никто не пришел ему на помощь.

Тогда негодяй понял, что его песенка спета, оттолкнул стоявшего рядом конюха и что есть силы помчался к Дворцовым воротам.

Двое стражников бросились следом. Один прыгнул ему на спину, а другой схватил за камзол и прижал к земле. Гектор Эймсбери вывернулся и вскочил на ноги, потрясая кулаками и вопя, что это нечестно. Вокруг валялось все, что выпало из его камзола.

Стражники подвели Гектора к королеве. Она подняла на него холодные, словно два кусочка льда, глаза, а губы ее были так крепко сжаты, что почти не видны. От одного взгляда на королеву становилось жутко.

— Мистер Эймсбери, у вас есть минута, чтобы признаться и избежать обвинения в государственной измене!

Голос у нее тоже был ледяной.

Гектор сдался. Он упал на колени и закрыл лицо руками.

— Я не виноват, что я захотел лучшей доли! Этот ублюдок похитил все мое состояние! Он возомнил себя первенцем, наследником всего, тогда как старший из близнецов — я! Это я должен был жить в роскоши, а он — отправиться во Францию сражаться с гугенотами!

Королева объявила, что мы немедленно должны вернуться в приемный зал, поскольку все грумы и конюхи высунулись уже из окон конюшни и с любопытством прислушивались к происходящему.

Гектора окружили стражники, а сэр Чарльз галантно предложил Ее Величеству опереться о его руку. Она вежливо отказалась (и я ее не виню — от сэра Чарльза после его длительного заточения, исходил та-акой запах!).

В приемном зале Мазу, Элли и я устроились у стены, а королева послала за клерком (чтобы тот записал все, что расскажет Гектор) и моим дядей, доктором Кавендишем. Мэри Шелтон и леди Сара снова достали свое вышивание и притаились в углу, надеясь, что королева не заметит их и не отошлет.

Сэр Чарльз встал и рассказал драматическую историю их с братом рождения, которая произошла задолго до появления на свет Ее Величества. Много лет назад чета Эймсбери произвела на свет близнецов, и первенцу, сразу после рождения, повязали на запястье красную нитку. Случилось все это глубокой зимой, в мороз, поэтому повитухе, мамаше Корбетт, пришлось затопить в спальне роженицы камин.

— К несчастью, пеленки, развешанные перед камином, вспыхнули, — рассказывал сэр Чарльз, — и в мгновение ока вся спальни оказалась охвачена огнем. Отец вынес из огня мать, а младенцев подхватила и спасла повитуха. Все мужчины деревни, передавая ведра по цепочке, тушили огонь, и в конце концов, они его одолели, хотя часть дома была уничтожена. Но во всей этой суете красная ниточка с моего запястья затерялась, и только со слов повитухи было установлено, что первенец именно я. Мамаша Корбетт помнила, что старшего из близнецов она несла на правой руке, а младшего — на левой.