— Какой интересный салат! — бабушка подставила свою тарелку, и Ник щедро положил ей салата с грушей.

Бабушка Лена попробовала немного и вдруг принялась рассказывать, как было в их времена на «Мосфильме». Эти истории я уже слышала и раньше, но Ник слушал с большим интересом, а я заметила, что салат бабушка не ест.

Положив себе немного, я попробовала и едва не выплюнула обратно в тарелку — салат оказался просто чудовищно пересолен. Но как?! Когда я успела высыпать столько соли?!

— Возьму тоже немного, — сказал Ник, потянувшись к салату, но я его опередила.

Вскочив, я схватила со стола миску и прижала ее к груди, словно защищая от посягательств.

Бабушка, мама и Ник смотрели на меня, словно на ненормальную.

Может, я и вправду ненормальная? Сначала перепутала цвет платья, потом положила солонку в шкаф для одежды, а еще умудрилась пересолить салат!

— Мне кажется, он не очень получился, — пробормотала я. — Сейчас принесу мясо и баночку помидоров. Они хорошие — магазинные, — поспешно заверила я и поспешила убраться из комнаты.

Руки тряслись так, что я едва не уронила эту чертову миску.

Выпендрилась! Вот уж точно выпендрилась!

— Давай помогу, — на кухню заглянула мама.

Она смотрела на меня с явным беспокойством. Как будто уже знала, что это далеко не первый странный случай. Как будто ее серьезно беспокоило мое состояние.

— Все хорошо, — я, от греха подальше, поспешно поставила миску на кухонный стол и открыла холодильник. — Я сама справ…

Я недоговорила, поскольку на центральной полке в холодильнике стоял ботинок.

В горле образовался ком, и дышать стало очень трудно, почти невозможно. Я задыхалась, умирала, на глазах выступили слезы, жегшие меня, словно серная кислота.

— Это не я! — сказала, вернее, скорее прохрипела я. — Это не я сделала. Может, кто-то…

Мой собственный лепет казался мне настоящим бредом, а мама смотрела на меня с таким неприкрытым ужасом, словно я была тарантулом или ядовитой змеей.

— Не волнуйся! Не стоит волноваться! Ничего страшного! Я вот, знаешь, однажды поставила суп на плиту, жду, когда он подогреется, а потом смотрю, плита и не включена! — ненатурально бодрым голосом зачастила мама. — Сейчас все вернем на место!

Она извлекла из холодильника ботинок и понесла его в прихожую.

Я молча пошла следом, и, как назло, в дверях мы наткнулись на Ника и бабушку.

Мой муж смотрел на маму с ботинком как на ненормальную, а бабушка… Бабушка смотрела на меня.

— Вот теперь он чистый! — сказала мама, по-прежнему ненатурально бодро. — Ставим на место. Сюда? — она кивнула на обувной шкаф и, не дождавшись ответа, открыла его. На полке действительно стоял только один ботинок Ника. — Ну вот, — мама поставила второй и оглядела их, словно гордясь плодами своего труда, — теперь все хорошо.

— Спасибо, — выдавил из себя Ник. Очевидно, он был растерян и совершенно не понимал, что происходит.

— Пойду помою руки, — объявила мама.

Она вошла в ванную, а через пару секунд бабушка скользнула за дверь за ней. Пользуясь тем, что Ник пошел наливать чай, я прильнула к двери ухом. Текла вода, поэтому разобрать, о чем они говорят, было невозможно.

— Ты уверена? — услышала я наконец бабушкин голос. — Она ведь точная ее копия…

Затем дверь открылась, едва не стукнув меня по голове.

— А Ник ставит чайник, — сообщила я громко. Подслушанные слова стучали в голове, словно набат. Опасность! Опасность! Опасность!

Я вдруг поняла, о ком они говорили. Я — точная копия прабабушки. А с ней ведь связана какая-то странная история. О ней никто не хочет говорить, но я буду не я, если все не раскопаю!

Вскоре гости ушли, а я осталась в подавленном состоянии. Ник, кажется, не заметил ничего, у него, напротив, было прекрасное настроение, и он рассказывал о Мюнхене, Берлине, Нюрнберге, Фюссене.

Мы сидели на кухне друг напротив друга, но отчего-то я не ощущала былого уюта.

— Вот увидишь, — говорил он, воодушевляясь все больше, — когда попадаешь в Баварию, это совсем другой мир. Там такие чудесные луга, на них пасутся коровы. А в Фюссене я прожил как-то неделю. Этот город не сравнится с другими. В центре него — замок, туда можно прийти даже среди ночи и сидеть во дворе, глядя на звезды. Или спуститься к реке, постоять на мосту. Если проехать совсем немного, попадаешь к одному из самых знаменитых замков. Нойшванштайн — что значит «Новый лебединый камень» — был построен для Людовика Второго. Этот король вообще любил строить замки, что не оценили в его время, однако сейчас вполне себе ценят и имеют с этого неплохой доход. Так вот, этот замок стоит в таком невероятном месте, где ощущаешь присутствие замысла Бога. Не знаю, можно ли жить поблизости от него постоянно… Там даже как-то слишком красиво. Конечно, я покажу тебе и сам замок, а еще мы обязательно пройдемся по горам вокруг, посидим в кафе у озера во время заката. Нельзя упустить ничего. Ты увидишь, тебе понравится!.. Но знаешь, есть и другие замки, ничуть не хуже его, просто не такие популярные у туристов.

Он говорил, а я молчала. После того что произошло днем, мысль о поездке перестала меня радовать. Наверное, прежде чем куда-то ехать, нужно решить текущие проблемы и постараться понять, что со мной происходит.

— Ты как будто не рада, — вдруг сказал Ник сухо и уставился на меня пронзительными синими глазами.

— Я… я не знаю, я устала, — пробормотала я, уставившись на царапину на паркете. Она напоминала открытую рану.

Мне не хотелось делиться с Ником тем, что происходит. Только не сейчас, пока я сама не нашла всему объяснение. Не хочу выглядеть в его глазах ненормальной, а пока что это единственное объяснение, которое напрашивается само собой.

Но, разумеется, вышло только хуже.

— Устала? — брови Ника приподнялись. — Ты плохо себя чувствуешь? С тобой что-то не так?

— Да, — я схватилась за эту подсказку, как за соломинку. — У меня болит голова.

— Бедняжка! — Ник встал и осторожно поцеловал меня в висок.

А я подняла взгляд и вдруг заметила, что мои чайные сестрички сидят как-то странно — кругом, наклонившись друг к другу, словно что-то обсуждают.

— Ник!

Он уже выходил из кухни, но оглянулся.

— Ты не трогал чайных сестричек, когда помогал мне с уборкой?

— Нет. Я же знаю, как важны для кукольника куклы, — он пожал плечами.

Неужели я пересадила их так? Не может быть! Они всегда сидели по-другому! Или я и вправду совершаю какие-то странные действия в замутненном состоянии сознания?

Терпеть больше было нельзя. Я едва дождалась утра, и уже в десять стояла на проходной на работе у отца. Он пришел минут через двадцать после моего появления и очень удивился.