Итан с девочкой поднялись, стряхнули друг с друга снег и пошли к Тодду, не расцепляя рук. Они так были ослеплены любовью и радостью, что не замечали от него потоков ненависти.

– Здорово, Тодд.

– Привет.

– Это Ханна. Ханна, это Тодд; он живет на нашей улице.

Ханна с улыбкой протянула руку.

– Приятно познакомиться, – сказала она.

Тодд напрягся:

– Мы, вообще-то, уже встречались.

Ханна, чуть наклонив голову, убрала волосы с глаз.

– Правда?

– Это когда? – спросил Итан.

– На футболе, – ответил Тодд и засмеялся, как будто загавкал.

Итан непонимающе покачал головой, но Ханна заморгала.

– А… да, верно, – сказала она, вдруг помрачнев.

– Что? – встревожился Итан.

– Мне сестру нужно забрать. Линда! – закричал Тодд, приложив ладони ко рту. – Сейчас же домой!

Линда отделилась от подруг и неохотно поплелась по снегу.

– Это… это с ним я говорила, – сказала Итану Ханна. Какая-то печаль мелькнула в ней, и я с любопытством посмотрел на нее, а потом повернулся к Итану – в нем поднимался гнев.

– Погоди-ка. Ты? Тодд, это ты рассказал Ханне, что я гуляю с Мишель? Я с этой Мишель даже не знаком.

– Мне пора, – пробормотал Тодд. – Линда, в машину, – сказал он сестре.

– Нет, погоди. – Итан шагнул к Тодду, и тот отпрянул.

– Итан, – негромко сказала Ханна, тронув моего мальчика за руку.

– Зачем ты это сделал, Тодд? Зачем ты наврал? Парень, что с тобой не так?

Несмотря на то что внутри Тодда бурлили такие чувства, что могли растопить снег, на котором мы стояли, он только смотрел на Итана, не говоря ни слова.

– Вот поэтому у тебя и нет друзей, Тодд. Почему ты не можешь быть нормальным? Ты все время устраиваешь такие тупости, – сказал Итан. – Ты больной.

Гнев покидал Итана, но я чувствовал, как он расстроен.

– Итан, – повторила Ханна резче.

Тодд молча залез в машину и хлопнул дверцей.

– Это было гадко, – сказала Ханна.

– Да ты просто его не знаешь.

– Не важно, – отозвалась Ханна. – Нельзя было говорить, что у него нет друзей.

– Но так и есть. Он постоянно устраивает гадости – как-то сказал, что один парень украл у него транзистор. И все оказалось враньем.

– Он… он не такой, как все, да? Он учится в спецшколе?

– Да нет, он вполне соображает. Тодд всегда был чокнутым, понимаешь? В детстве мы дружили. Но у него были какие-то странные представления о веселье – он хотел кидать яйцами в дошколят из летней школы, пока они ждали автобус. Я сказал, что не хочу – его сестра была среди дошколят, – так он просто растоптал картонку с яйцами, которую приготовил. Устроил свинство на нашей дорожке – пришлось смывать из шланга, пока папа не вернулся. Впрочем, эта часть понравилась Бейли.

Я повилял хвостом на свое имя, обрадовавшись, что они говорят обо мне.

– Ну еще бы, – засмеялась Ханна и погладила меня.

Через несколько дней после отъезда Ханны повалил снег, а ветер дул такой сильный, что мы торчали дома, сидя у обогревателя (по крайней мере я). Ночью я спал на кровати Итана под одеялами и не вылез, даже когда стало так жарко, что я запыхтел. Очень приятно лежать, прижавшись к моему мальчику, словно щенок.

На следующее утро снег наконец утих. Мы с Итаном несколько часов прокапывали дорожку. Бегать в глубоком снегу было тяжко – после нескольких прыжков приходилось останавливаться и отдыхать.

Сразу после обеда вышла луна, в воздухе густо висел запах дыма из камина. Итан устал и лег рано, но я выбрался через собачью дверь и стоял во дворе, подставив нос легкому ветру; причудливый свет и рассыпчатый ночной воздух бодрили меня.

Обнаружив, что снег свален в большую кучу у самого забора, я с восторгом забрался на верхушку этого холма и спрыгнул с другой стороны. Стояла идеальная ночь для приключения. Я отправился к дому Челси посмотреть, там ли Герцогиня, но не нашел ничего, кроме политого мочой снега. Я задумчиво задрал лапу над этим участком – чтобы Герцогиня знала, что я думаю о ней.

Обычно, отправившись на маленькое ночное исследование, я шел вдоль ручья. Там я вспоминал, как охотился с Сестрой и Шустриком, когда был диким щенком, как возбуждали меня запахи. Сейчас мне пришлось держаться расчищенных участков и заглядывать на дорожки, чтобы нюхать щели под дверьми гаражей. Некоторые соседи уже вынесли домашнее дерево на улицу, но в доме Итана оно все еще стояло у переднего окна, а Феликс нападал на свисающие игрушки и лампочки. Встречая оставленные на дорожках домашние деревья, я их помечал, – и череда деревьев, требующих маркировки, казалась бесконечной; потому-то я и припозднился. Если бы меня не манило очередное неуместное дерево, я бы уже вернулся домой – и, возможно, пришел бы вовремя, чтобы не допустить того, что произошло.

Повернув в расчищенный переулок, я застыл.

Передняя дверь была открыта, и домашние запахи густо выливались в морозный ночной воздух, подгоняемые жаром печки. В поток примешивался химический запах, резкий и знакомый – я ощущал его каждый раз там, где Итан любил стоять позади машины с толстым черным шлангом. От дома кто-то отходил. Сначала я решил, что это мой мальчик. Но когда он повернулся, обрызгивая резко пахнущей жидкостью кусты, я уловил его запах.

Это был Тодд. Он еще немного попятился, вытянул из кармана бумагу и поджег ее; огонь осветил его застывшее лицо. Когда Тодд бросил горящую бумагу на кусты, с громким хлопком полыхнуло голубое пламя.

Тодд не видел меня; он уставился на огонь. Я не залаял, не зарычал, а помчался по переулку в тихой ярости и прыгнул на Тодда, словно всю жизнь бросался на людей. Меня переполняла отчаянная сила, словно я вел за собой стаю.

Как ни ужасно было для меня нападать на человеческое существо, все перекрывала уверенность: что бы ни затеял Тодд, это причинит вред моему мальчику и семье, которую я должен охранять. Нет для меня важнее предназначения.

Тодд, закричав, упал и лягнул меня по морде. Я ухватил его ногу, вцепившись зубами; Тодд визжал. Его штаны затрещали, ботинок свалился с ноги, и я почувствовал кровь. Тодд начал молотить меня кулаками, но я не отпускал его лодыжку и тряс головой, чувствуя, как подается плоть. Я был в ярости, совершенно не замечая, что в моей пасти ни с чем не сравнимый вкус человеческой кожи и крови.

Внезапный резкий шум отвлек меня, и Тодд ухитрился освободить ногу, пока я повернулся к дому. Домашнее дерево было охвачено огнем, и густой едкий дым тянулся из передней двери и поднимался к небесам. Раздался громкий электрический хлопок, и я инстинктивно отшатнулся.

Тодд вскочил и захромал прочь на всей возможной скорости; я краем глаза отметил его бегство, но мне уже было все равно. Я поднял собственную тревогу – залаял, пытаясь привлечь внимание к огню, который быстро распространялся по дому и взбирался к комнате моего мальчика.