– Нет, – резко выкрикнула я и тут же добавила уже спокойным голосом: – Там может быть все, что угодно, сначала я проверю, оставь ее там, где нашел, – приказным тоном повелела я, отключила связь, кинулась в комнату, взяла все необходимое для определения взрывных устройств и понеслась в сторожку Антона, крикнув на бегу Платовым, чтобы они не выходили из дома.

Приборы не определили ничего опасного, и с отчаянно бьющимся сердцем я осторожно внесла небольшую, очень похожую на обувную, коробку в обиталище Антона и сняла с нее коробку. Раздираемый любопытством, первым внутрь сунул голову именно Антон и, коротко вскрикнув, обернулся ко мне. Лицо его было белее снега.

– Что это? – спросил он так, словно я немедленно должна была все объяснить.

– Отрезанный мизинец, – мрачно и вполне спокойно констатировала я, осматривая отвратительный сюрприз.

Охранник выглядел так, словно собирался сию же секунду рухнуть в обморок. Мне возиться с его немаленькой тушей совершенно не хотелось, пристраивая ее на небольшой диванчик в ожидании «Скорой», поэтому я произнесла:

– Не стой, как истукан! Мигом на улицу искать следы! – Мой командный тон подействовал; позабыв о дурноте, Антон ринулся на улицу, даже не закрыв за собой дверь, и принялся с рвением натасканной ищейки рыскать перед воротами в поисках отпечатков обуви таинственного почтальона. Я скептически наблюдала за его потугами, так как понимала, что никаких следов мы не найдем, снег вот уже сутки как не шел, а дорога была тщательно утоптана. – И какие результаты? – для порядка поинтересовалась я спустя несколько минут, ежась от проникающей через открытую дверь вечерней прохлады, так как выскочила к Антону в майке и джинсах.

– Да здесь сам черт ногу сломит! – обиженно прокричал Антон в ответ.

– Ладно, завязывай с этим, – разрешила я. – Наладь камеры, и чтобы ни одна муха без твоего ведома не пролетела! – Для пущей убедительности я даже пальцем погрозила у самого лица охранника, который отчаянно закивал мне в ответ на этот жест.

Я бегом с коробкой в руках вернулась в дом. Максим играл с дочерью перед камином в гостиной, Лика как всегда с кем-то переписывалась по телефону.

– Да хватит уже, – недовольно произнес, глядя на нее, Платов. – С кем это ты? – как бы невзначай поинтересовался он, но я заметила, как Максим напрягся в ожидании ответа.

– Так с девчонками по группе реабилитации, – спокойно ответила она, но телефон отложила.

– Может, лучше с нормальными людьми общаться? – Полувопросительно прокомментировал он ее ответ, причем произнес это очень тихо, но Лика все-таки услышала и немедленно взорвалась, сразу перейдя на крик.

– Ага, раз они ненормальные, значит, и я, – она подскочила в кресле и, яростно жестикулируя, продолжила: – То есть я – психичка! Ты это хочешь сказать?! – завопила она, негодующе сжав кулаки, а мне показалось, что она с радостью ухватилась за эту возможность устроить скандал, слишком уж ненатурально накинулась она на супруга.

– Нет, конечно, успокойся, я не то имел в виду, – он укоряющим взглядом указал на дочь, которой вовсе не полагалось слышать ругань родителей. Заметив это, Лика немного поостыла. – Я имел в виду, что ты только и делаешь, что на телефоне висишь, а это ненормально, у тебя же ребенок, ей твое внимание важнее!

– Я и так постоянно ею занимаюсь, ты же уволил няню! И всю прислугу, кстати, тоже. Я теперь не мама, а домработница какая-то, а ведь могла бы с дочкой играть, а не тарелки драить да готовить! – села она на своего излюбленного конька.

– Это вынужденная мера, скоро все закончится, и все станет как прежде, даже лучше, – Максим заговорил примирительным тоном.

– Скорей бы уж, – буркнула Лика, усаживаясь обратно в кресло, остыв так же стремительно, как и загорелась возмущением пару минут назад.

Терпеливо дождавшись окончания сцены, я кашлянула от двери, чтобы привлечь внимание успокаивающихся после перепалки супругов.

– Максим, можно вас на минутку, – я многозначительно указала глазами на коробку в моих руках.

– Что такое? – с тревогой в голосе спросил он, но я лишь кивнула, чтобы он вышел за мной из гостиной. – Иду. Лика, займись ею, – передал он ребенка супруге.

Вдвоем мы зависли над коробкой с мизинцем, и я не торопилась нарушить молчание, хотя вопросы вертелись на языке. Увидев посиневший сюрприз, Максим вздрогнул и дернул головой, но все же взял себя в руки и еще раз внимательно пригляделся к пальцу, точнее к кольцу, которое красовалось у места среза.

– Господи, – лицо его приняло пепельный оттенок, – это точно перстень Николая, – прошептал он. То ли от волнения, то ли от страха, то ли от испуга, что жена его услышит, голос его звучал очень тихо и сипло.

– Ааа, – раздалось в этот миг над нашими головами, мы обернулись и увидели оседающую на пол Лику, которую муж лишь в самый последний момент успел подхватить. На лице ее читались все признаки надвигающейся истерики, она перевела отрешенный взгляд с моего лица на Максима, потом посмотрела в сторону коробки, потом опять на нас, поднесла руку ко рту и тихо завыла.

– Лика, успокойся, – ласково заговорил с ней Максим, но от звука его голоса она только еще сильнее зарыдала. – Ну, пожалуйста, ну, девочка моя, ну успокойся, – продолжал он увещевать ее, беспомощно оглядываясь на меня. Лика не обращала на его слова внимания, она хмуро сдвинула брови, выставила вперед указательный палец, направив его в лицо Максима, и угрожающе засопела, собираясь накинуться на него с обвинениями.

– Это все твоя жадность! Все твоя клиника! Как ты смеешь?! Почему ты не заплатил сразу! И все бы давно закончилось! Они же убьют его! – Невзирая ни на его красноречивые взгляды в сторону гостиной, где оставалась Сонечка, ни на попытки сказать хоть слово в свое оправдание, Лика распалялась все больше, но слов уже разобрать было нельзя, только бессвязные выкрики сквозь рыдания.

– Хватит! – резко приказала я и залепила женщине звонкую пощечину. В комнате стало необыкновенно тихо, только Сонечка, шаркая по ковру, выползла из гостиной на звуки.

– Это его кольцо, – из глаз Лики снова брызнули слезы, но на этот раз она не кричала.

– Вы уверены? – уточнила я.

– Абсолютно, сами посмотрите, – Лика вырвалась из стискивающих ее плечи рук мужа, скрылась в гостиной и также быстро вернулась с пухлым фотоальбомом в руках. – Вот, – она стала нервно перелистывать страницы. – Это наш с братом альбом, – на ходу пояснила она.

Я подсела поближе и стала внимательно приглядываться, внутри возникло ощущение, что я без спроса смотрю в замочную скважину за чужой жизнью, но мне было не до приличий. Пока калейдоскоп из снимков мелькал у меня перед глазами, в голове стала зарождаться какая-то мысль, но я никак не могла сфокусироваться на ней, и лишь в душе нарастала тревога о чем-то важном, что я пропускаю.

– Вот, здесь! – Наконец, Лика остановилась и ткнула пальцем в довольно большой снимок, с которого на меня смотрел красивый мужчина около тридцати лет, с волосами цвета льна, насмешливо прищуренными серыми глазами и немного квадратной линией подбородка.