Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успела Лили осмыслить эти потрясающие слова, как Антонио приподнялся над ней, развел шире ее ноги и, обернув их вокруг своих бедер, скользнул своей твердостью между распаленными губами ее лона. Он слегка толкнулся к ее чувственному комочку, и весь мир исчез во взрыве наслаждения.
Ее кровь тут же вскипела, а внутренние мышцы, теперь точно знавшие, как раскрепостить ее, сжались. Лили раскрылась для Антонио, двигаясь быстрее в ритме с ним, пока еще один оргазм, другой, но столь же великолепный, не захлестнул ее.
Антонио прижал Лили своим телом в момент ее оргазма, скользя своим твердым стержнем в ее трепещущей плоти с давлением и ритмом, будто предназначенными для того, чтобы высечь из ее тела все до последней искорки.
После того как Лили рухнула, трепеща на пике блаженства, Антонио вскинулся между ее разведенными ногами и стал резко вторгаться в ее тело, пока не взревел в опустошающем оргазме.
Притянув ее к себе, Антонио смешал их пот, удовольствие и сердцебиения, окружил ее любовью и заботой, увлек в царство покоя и неги.
* * *
Лили проснулась от нежных поглаживаний Антонио.
Он вытирал ее чем-то влажным и теплым. Со стоном открыв глаза, она увидела его, склоненного над ней в тусклом золотистом свете. Робкая улыбка сбежала с лица Лили при виде искреннего волнения в глазах Антонио.
Лили выпрямилась, и ее сердце беспокойно заколотилось.
– Что случилось, Антонио?
Он вздохнул, протирая ее живот.
– Я смотрел, как ты доверчиво спала в моих объятиях… и по-прежнему задавался вопросом, чувствуешь ли ты то же самое ко мне. И будешь ли чувствовать это впредь.
Она остановила его руку.
– Откуда такие мысли?
Высвободив кисть из ее пальцев, Антонио отбросил полотенце для рук и на мгновение зажмурился.
– Кроме моих… партнеров, у меня никогда ни с кем не было таких доверительных отношений.
И это – все? Лили толкнула его локтем в бок, приглашая посмеяться над ней.
– Та же тема.
– Это даже отдаленно не похоже на меня, ми аморе.
– Конечно нет. Ты – единственный в своем роде.
Он покачал головой.
– Это ты уникальна. То, что у меня столько денег, не означает, что я хоть сколько-нибудь могу приблизиться к твоему уровню.
– Я уже говорила тебе, что ты уникален не из-за денег и власти. То, кто ты под всеми этими внешними атрибутами, всесокрушающая стихия, достигшая такого успеха, которая спасает людей и возвращает жизни, кто превращает все, чего касается, в самое лучшее… вот мужчина, которого я люблю.
– Дио мио… В тебе – намного больше, чем я могу себе представить. Ты намного лучше, чем я заслуживаю.
Встав на колени, Лили сжала его пылающее лицо дрожащими руками.
– Почему, любовь моя? Почему ты это чувствуешь? Когда ты сказал, что боишься, будто именно я потеряю интерес, я сочла это проявлением галантности. Но ты ведь говорил серьезно, не так ли?
Он кивнул.
– Меня ужасает, что однажды ты заглянешь мне в душу и возненавидишь то, что увидишь.
Насторожившись, Лили решила разобраться с этим сразу, не откладывая.
Она устроилась удобнее, откинувшись на пятках и чувствуя, что нет ничего естественнее, чем быть с ним голой – во всех смыслах этого слова.
– Когда ты сказал мне, что тоже рос без отца, мне показалось, что я увидела рубцы под твоим совершенным, бесстрастным «фасадом». Я надеялась, что твои раны давно излечились. Но теперь я чувствую, что ты испытал гораздо больше лишений, несправедливости и плохого обращения, чем я могу себе представить. И это заставляет меня даже больше гордиться тобой и глубоко уважать то, чего ты добился.
– А что, если ты права, и в моей жизни происходило нечто намного ужаснее, чем ты могла увидеть в самых страшных кошмарах? И если это настолько ужасно, что, узнав правду, ты с криком убежала бы прочь?
– Это ведь не предположение, верно? Ты действительно боишься, что я не смогу вынести правду. – Глаза Антонио помрачнели, и Лили прижала руки к его сердцу, словно пытаясь вобрать боль. – Этот надлом, который я чувствую в тебе… это за пределами физических или психологических испытаний. Ты… что-то совершал. Что-то отвратительное.
Его взгляд дрогнул, и последние сопротивление Антонио пало, позволяя Лили заглянуть в его душу, вытягивая на свет каждую ужасную деталь. Ее голос дрогнул, складывая увиденное в слова:
– Ты участвовал в… насилии. Использовал свои навыки безжалостным, смертоносным образом. Даже… убивал.
Она затаила дыхание, когда его глаза потрясенно округлились.
А потом весь огонь, который бушевал в них, погас, и Антонио произнес:
– Да.
Антонио покрывался холодным потом при мысли о том, какую боль испытает Лили, если когда-либо узнает, что изначально была орудием мести, – хотя он и не претворил этот план в жизнь. Он не мог признаться в этом, но хотел быть максимально честным с Лили во всем остальном.
Даже братья не знали о надломе, таившемся под его безупречной маской. Но Лили видела то, о чем не догадывался никто другой.
Он боялся рассказывать Лили, что делал в качестве раба Организации, что совершил ради обретения свободы. Боялся, что она в ужасе убежит сломя голову. Но он должен был рассказать ей правду.
Больше всего на свете Антонио хотел заставить Лили пообещать, что она не покинет его, что бы ни узнала. Но он не мог этого сделать. У нее должна была остаться полная свобода действовать в своих собственных интересах. Даже если это означало бросить его. Даже если он не смог бы без нее жить.
Чувствуя, что нужно держаться от Лилианы на расстоянии, чтобы не поддаться слабости, Антонио отшатнулся и встал, поднимая брошенные брюки.
Лили натянула на себя одеяло, словно боясь, что в уязвимости наготы не сможет противостоять его признанию. Перехватив взгляд Лили, в котором засквозила ранимость, Антонио произнес:
– Я отдал бы что угодно, лишь бы ты не знала об этом, но ты должна знать. Я приму любое твое решение, к которому ты придешь, когда узнаешь все.
И он открыл ей все ужасы прошлого, даже те, о которых не знали его братья. Умолчал лишь подробности об отказавшейся от него семье.
На протяжении этой исповеди больше всего Антонио мучили эмоции, терзавшие Лилиану, – от потрясения до ужаса, отрицания и отчаяния.
Закончив, он остановился перед ней, не в силах поверить, что облегчил душу, стряхнув с себя многолетний груз муки и гнева. Лилиана, плача, вдруг слетела с кровати и бросилась ему на шею с таким пылким порывом, что он покачнулся.
Не успев удержать равновесие, Антонио упал на пол и в попытке утешить притянул к себе Лилиану, которая надрывно рыдала и осыпала его неистовыми поцелуями.