— При всем уважении, госпожа, но вряд ли кто-то возьмет нежить к себе в питомцы.

— А почему нет? Они не так плохи, как ты думаешь. Любят играть и не нападают до тех пор, пока не почувствуют угрозу. При этом стараются держаться как можно ближе к своей могиле, хотя это уже другая история. Все, что им нужно, это покой. В этом я очень на них похожа.

— Вы его контролируете? — спросил я.

Девушка отыскала камень размером с мою голову, идеально круглый, обласканный волнами до блеска, и швырнула вперед. Дэв игриво тявкнул и вскоре уже носился по песку в поисках своей добычи.

— Конечно, — ответила аша. — Мне известны все его чувства. А вот он в отличие от меня меньше осведомлен о моих. Так я и узнаю, что он не причинит мне вреда. У него ведь разум как у ребенка.

— Но его могила расположена в Одалии, возле Мерквика.

— Где он похоронен, уже не имеет значения. Важен только его безоар и восстановленное заклинанием сердце. Для моих целей мне достаточно костей мертвых созданий с этого пляжа, которые и обретают форму дэва. Плести заклинания таким образом намного проще и быстрее, чем начинать все с нуля.

— Никогда не слышал о магии такого рода.

— Большинство аш о ней не знает. Даже Безликие обрели ее совсем недавно.

— Тогда зачем в день нашей первой встречи ты убила того дэва?

— Потому что не смогла бы полностью контролировать его, как этого таурви. Для начала мне необходимо самой создать его, с использованием особых ритуалов — как я это сделала сейчас.

— Но зачем? Зачем поднимать его из мертвых? Почему бы просто не вернуть обратно в могилу, как и того дэва?

К нам гордой поступью возвращался таурви со своей добычей. На камне остались следы острых зубов. Его урчание странным образом завораживало.

Девушка улыбнулась:

— Потому что из дэвов получается отличная армия.

«Отправляясь на бой, аша красит лицо, облачается в украшения и начинает войну». Сейчас эта старая поговорка подходила как нельзя лучше. Я сидела в комнате госпожи Пармины и наблюдала за ее сборами, желая провалиться сквозь землю. Съежившись, пыталась казаться крошечной, хотя понимала: это лишь вопрос времени, когда она направит свое внимание на меня.

Оценить последствия воскрешения я не смогла, потому что в тот же вечер меня отправили на четыре дня в комнату, которую мы делили с Каной и Фархи. Я выполняла поручения внутри Дома Валерианы, а Кане и Фархи строго запретили общаться со мной. Я постоянно ощущала присутствие Фокса поблизости, но из-за строения аша-ка даже он не мог пробраться внутрь. Одним словом, я чувствовала себя жалкой и, несмотря на все заверения леди Микаэлы, понимала: очень скоро мне придется познакомиться с темницей изнутри. Еще больше я уверилась в том, что это время настало, когда Кане и Фархи велели привести меня к госпоже Пармине. А обвиняющие косые взгляды дрихтианской служанки по дороге к покоям госпожи только подтвердили мои худшие опасения.

Пока мы шли, Кана делилась со мной всем, что знала.

— Меня всю распирает от страха, — прошептала девушка, которая была скорее взволнованна, чем напуганна. — На базаре уже все убрали, а на кладбище до сих пор царит беспорядок. Говорят, что это ты натворила. Это правда?

— Наверное.

Мой ответ озадачил Кану, но она ободряюще сжала мою руку и поспешила за Фархи.

К счастью, прежде чем вызвать меня, старуха оделась. Однако я не ожидала увидеть ее в таком роскошном хуа. Его черный шлейф занимал практически четверть комнаты. Богатый шелк был в мельчайших деталях вручную расписан красными голубями, сложенными из полосок церемониальной бумаги для окуривания, а манжеты рукавов украшали цветы мать-и-мачехи. От великолепного пояса из настоящего золотого шелка невозможно было отвести глаз, по краям тянулся вышитый серебряной нитью символ Дома Валерианы.

Ночной столик госпожи Пармины был уставлен всевозможными кремами, помадами и маслами. Сначала с невольным любопытством, а потом с медленно нарастающим ужасом я наблюдала за тем, как она накладывает на лицо толстые слои различных средств: бежевый крем — на дряблую кожу шеи, темные чернила — на веки, розовые румяна — на скулы. Вопреки моим сомнениям, магия этих процедур сработала. Морщины вокруг глаз исчезли, лицо приобрело упругость, а кожа подтянулась. Безусловно, госпожа Пармина по-прежнему оставалась старой злобной грубиянкой, и мужчины охотнее перейдут на другую сторону улицы, чем восхищенно замрут при виде ее — но теперь они хотя бы задумаются. Сейчас она выглядела приятнее, ей скорее дашь семьдесят лет, чем девяносто — максимум для нее, на мой взгляд.

Затем старая аша открыла шкаф возле кровати и явила взору множество ящиков, до отказа забитых украшениями всех размеров, форм и цветов. Уверена, если продать всю эту коллекцию, то вырученных средств хватит на безбедную жизнь не только тебе, но еще твоим детям и внукам. Она выбрала тонкую заколку из чистого золота в форме сердца, украшенную желтыми и оранжевыми шелковыми цветами мать-и-мачехи под стать ее платью, и две одинаковые шпильки с бумажными лентами и красными кораллами. Старуха неторопливо украсила ими свои длинные белые волосы и повернулась ко мне. Весь ее вид излучал не красоту или очарование, а могущество. Я ни разу не видела никого, от кого исходила бы такая энергия, мощь и магия.

— Итак, — отчеканила она, — пришло время твоего наказания. Пойдем со мной. И держи края моего шлейфа. Если испачкаешь его или порвешь, я в счет ремонта, если понадобится, продам твою шкуру.

Я в растерянности последовала за ней из комнаты, изо всех сил стараясь не запутаться в длинных полах ее наряда. В это время в саду отдыхала Кана, но, заслышав наши шаги, мигом подскочила и принялась подметать дорожку. Когда старуха остановилась, чтобы обуть сандалии, девушка бросила на меня обеспокоенный взгляд. В ответ я смогла выдавить из себя только слабую улыбку, прежде чем госпожа Пармина продолжила свой путь, ступая быстро, словно ее платье весило не больше мешка с перьями.

Перед аша-ка стоял Фокс с неизменным выражением лица. Только в этот раз я мысленно уловила его вздох облегчения, после чего он последовал за нами, держась на безопасном расстоянии от аши и ее бесконечно длинных одежд. Моего брата госпожа Пармина не узнала, но и прогонять не стала. Так мы и шествовали по узкой дороге странной троицей: впереди — старая женщина, вскинув голову в холодном высокомерии; за ней я пыталась нести необъятный шлейф и одновременно перебирать ногами; а замыкал процессию Фокс, который, несмотря на легкую хромоту, не терял облик солдата.

Должно быть, на остальных мы производили такое же впечатление, потому что при встрече со старой ашей все старались отойти в сторону. Служанки, лишь взглянув на женщину, убегали. Ученицы кланялись так низко, что лбами доставали чуть ли не до колен, а после тоже торопливо удалялись. Только одна аша, которая вместо хуа прогуливалась в обычной одежде, держалась более уверенно. В знак приветствия она изящно присела, но стоило госпоже Пармине пройти, как ее плечи с облегчением опали. На девушку, плетущуюся позади старой аши, никто не обращал внимания, за что я была им очень благодарна. Моя последняя встреча с жителями квартала Ив научила меня одной важной истине: лучше оставаться незамеченной в тени, чем оказаться в свете со всеми своими недостатками.