(импульс сделать X) (делается X), мы становимся жертвой еще одного предписания:

(импульс сделать X) (предписание: «Пусть управляет импульс!») (делается X)

Нулевое регулирование - это предписывающее действие в самой обманчивой личине. В отличие от всех предшествовавших видов регулирования мы нигде и никак не говорим себе, что нам делать. Мы просто приказываем себе: следуй импульсам. Но если мы отдаем себе приказ следовать импульсам, значит, высшей властью над нашими поступками по-прежнему обладает предписание. Мы сравнивали ловушку чтения импульса с поведением недалекого начальника, который хочет утверждать любое решение своих подчиненных. При нулевом регулировании этот начальник только делает вид, что дает подчиненным большую степень независимости. Формально он теперь уже не визирует каждый документ. Вместо этого он просматривает каждую бумажку, а потом дает понять, до какой степени подчиненные свободны в выборе решения в каждом конкретном случае. Результат остается прежним. Предоставление свободы выбора в каждом случае уже после того, как решение принято - то же самое, что дать или не дать свое начальственное одобрение. Фокус, трюк - не более того.

Пребывая на этой стадии борьбы с регулированием, мы нередко говорим нечто вроде: «Единственное правило - никаких правил». Подобно скептику, уверенному в том, что ни в чем нельзя быть уверенным, мы даже не замечаем уязвимости собственной позиции.

Что вообще заставляет нас прибегать к неуклюжим и громоздким предписаниям в ситуациях, когда вполне хватило бы не требующей никаких усилий спонтанности? Здесь может быть только один мотив. Мы потеряли веру в то, что в жизни можно руководствоваться импульсивностью и спонтанностью. Многие из нас вообще не подозревают, что импульсы способны управлять нашими действиями - неважно, к лучшему или худшему. Нам кажется, что как только мы перестанем говорить себе, что нам делать, мы тут же остановимся как вкопанные, не зная, как поступать дальше. Так мы и движемся по жизни, беспрестанно подгоняя себя всеми возможными средствами.

И даже когда мы осознаем и существование, и законность определенных импульсов, мы все равно настаиваем на том, чтобы передать каждое конкретное дело на рассмотрение нашего аппарата предписаний - для окончательного одобрения. Мы боимся, что живой импульс, не сдерживаемый предписаниями, может привести нас к хаотичным, абсурдным и даже опасным действиям. Если мы не будем говорить себе, что именно делать в каждый конкретный момент, то можем заблудиться в двух шагах от дома, забыть помочиться или ткнуть себя пальцем в глаз. Такой подход начисто опровергает существование не подверженных предписаниям «низших» животных, не говоря уже о деревьях и цветах. Конечно, нарциссы или кролики не строят ракет, летающих на Луну, и не заседают на производственных совещаниях. Но, честно говоря, мы ведь тоже заняты не одними лишь конференциями и ракетами.

Формулирование - это ловушка беспрерывного проговаривания своих мыслей о том, что нам кажется истинным. Нам недостаточно просто наслаждаться великолепным закатом. Нам необходимо отметить (хотя бы для самих себя), что это великолепный закат. Мы говорим: «о-о-о!», «а-а-ах!», «не правда ли, какой великолепный закат?» или «как потрясающе мы проводим время!». Если бы газетный репортер или близорукий друг попросил нас прокомментировать красоты заката, то краткое описание этого зрелища было бы с нашей стороны разумным актом доброй воли. Но какой же смысл описывать все это себе самому?

Создание концепций и описаний - мощные инструменты. Без них мы почти ничему не научились бы из опыта других. Один за другим мы травились бы одним и тем же ядовитым грибом и падали бы в одну и ту же канаву. Мы были бы не в состоянии открыть чередование времен года, движений Солнца и Луны, периодов человеческой жизни. Иначе говоря, мы ничем не отличались бы от любого другого крупного млекопитающего.

Но есть порочность в постоянной манере говорить, что представляет собой та или иная вещь. Без всякой пользы предаваясь этой привычке, мы попадаем в ловушку формулирования.

Наиболее очевидный ущерб, причиняемый формулированием, состоит в том, что оно ведет к разделению. Всякий раз, когда мы описываем или оцениваем какое-то событие или какой-то опыт еще до того, как они закончились, мы делаем две вещи одновременно. С одной стороны, мы любуемся закатом, с другой - говорим или думаем об этом. Мы уже видели, как разделение разрушает удовольствие. На самом деле мы не можем по-настоящему любоваться закатом и одновременно оценивать его, потому что, занимаясь оценкой, мы отвлекаемся от чувственного переживания. Как только мы произносим: «Ах, как это чудесно, правда?», чудо исчезает.

Еще больше страдает переживание какого-либо опыта, если мы становимся жертвой публичного формулирования - то есть стремимся записать все происходящее или рассказать другу, пока не забыли. В этой ловушке мы действуем так, словно данное событие ничего не значит до тех пор, пока информация о нем не станет общественным достоянием. Прекрасный закат или интересная мысль становятся невыносимым бременем, которое нужно как можно скорее сбросить с плеч долой. Едва заметив что-то значительное или прекрасное, мы тут же бросаемся прочь, чтобы сообщить об этом миру. Любая хорошая новость не дает нам покоя до тех пор, пока мы не найдем ручку с бумагой или терпеливого слушателя. Мы не можем дождаться, когда же мы наконец кому-то все это расскажем.

Фотография внесла новое измерение в искусство публичного формулирования. Есть люди, которые, увидев что-то необычное, интересное или прекрасное, клянут судьбу за то, что забыли камеру дома. В этом случае они предпочли бы не видеть и не воспринимать ничего. С появлением домашнего видео ситуация еще более усугубилась. Скоро мы сможем записывать каждый момент нашей жизни в трех измерениях и со стереофоническим звуком. И тогда следующий день мы проведем, просматривая сделанную вчера запись, а еще день спустя будем смотреть на экране, как мы смотрим на экране ту самую запись… Публичный «формулировщик» убежден, что любое переживание ничего не значит, если останется только впечатлением внутри его самого. Те же из нас, кто свободен от подобного заблуждения, все равно подпадают под влияние не менее беспочвенной идеи, что опыт и переживание ничего не значат, пока мы не сформулируем их для себя внутренне. Мы все помним совет Сократа: неизученная жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. Поэтому мы убеждены, что, если мы не отметим для себя тот факт, что переживаем какое-то ценное впечатление или событие, это будет равносильно тому, что никакого впечатления или события не было вообще. Именно таким образом мы попадаем в ловушку личного формулирования. Но Сократ как раз и был главным виновником катастрофической путаницы между думаньем и осознанием, сбивающей с толку западную культуру. Как мы уже показали в первой главе, думанье и сознание - два совершенно разных ментальных процесса. Мы часто думаем бессознательно, а можем быть в полном сознании, но без единой мысли в голове. Конечно, мы должны осознавать наше переживание, чтобы наслаждаться им. Невозможно восхищаться закатом, которого не замечаешь. Но вовсе не обязательно думать об этом переживании или называть его вслух. Напротив, нескончаемый поток затертых фраз, которыми обычно сопровождаются наши переживания: «Отличная еда! Вкуснятина! Фантастика!» - способен только ослабить удовольствие, разделяя наше внимание.