Неужели не понимает, что до сих пор он обращался с ней бережно?

А теперь она может потерять все!

За последние дни, проведенные в Карастане, Алекса поняла, что значит изоляция, – ее отказ лечь с ним в постель возвел между ними незримую стену. Исчезли искры желания, игривые замечания с его стороны, и Алекса на деле убедилась в правдивости высказывания о том, что равнодушие хуже смерти.

Джованни был холоден и высокомерен с ней. Даже если он страдал от неудовлетворенного сексуального желания, но был слишком горд, чтобы показать ей это, и слишком горд для того, чтобы просить ее измениться в отношении его или самому измениться в отношении к ней.

Джованни был сыном шейха, имеющим все привилегии королевской семьи. Да, ей оказывали уважение и почет, потому что она была его женой, но более из-за того, что она была матерью Паоло. И все же глубоко внутри она чувствовала, что, если Джованни перестанет оказывать ей поддержку, ее отодвинут в сторону – пустят по течению и оставят на произвол судьбы.

Никто не был с ней грубым, но она ощущала холодность и отстраненность со стороны членов семьи, и никто не обсуждал с ней будущего, потому что она не была его частью.

Алекса спрашивала себя, не перегнула ли она палку, не использовала ли секс как некое оружие. И не слишком ли много думает о сексе! По крайней мере, так часто говорят о женщинах. Улегшись тогда на диван, не нанесла ли она удар по мужской гордости Джованни – такой сильный, что даже не могла этого предположить?

После той ночи он стал с ней очень холодно обращаться. Они готовились к поездке в Неаполь, и она подумала, что его поведение вполне понятно в данных обстоятельствах. Но этого ли она хотела? Да, хотела показать ему, что ее нельзя купить, как любовницу или сожительницу.

Но дело было не только в сексе. Конечно, он имел значение – и всегда имел, – и она знала, что множество женщин готовы будут удовлетворить Джованни. Она же боялась одного – секса, лишенного эмоций, секса без любви.

Тем не менее, она исполнила его желание и поехала в Италию, потому что у нее не было ни сил, ни средств, чтобы отказаться от этого. Паоло зачислили в небольшую двуязычную школу, вокруг которой росли лимонные деревья, и в которой имелся зооуголок, где жил белый кролик по имени Бланко, любимец всех детей. Она постаралась объяснить свое решение Тери во время короткого возвращения в Англию для завершения всех дел.

– Мое счастье связано с Паоло, – призналась она. – А он хочет перемен, Тери, очень хочет. Он любит своего… отца… как и должно быть.

Она произнесла эти слова с решимостью, хотя маленькая, крошечная часть ее желала, чтобы Паоло заявил, что он не хочет больше видеть Джованни. Насколько это бы облегчило жизнь!

– И он полюбил Италию, – продолжала она. – И кто бы ее не полюбил, особенно в его возрасте? К нему там, хорошо относятся, и не потому, что он сын Джованни, – похоже, неаполитанцы искренне любят детей. Все щиплют его за щеки и угощают сладостями. Там прекрасный климат, и есть плавательный бассейн. Для Паоло это – бесконечный праздник.

Да, решение было принято. Они поехали в Неаполь, и даже ее отказ от секса в Карастане ни на что не повлиял.

Паоло во время поездки был до предела возбужден, Алекса понимала, что он охвачен лишь положительными эмоциями, но со временем, без сомнения, будет скучать о своей родине и оставленных друзьях. Ей надо было помочь сыну освоиться с новым местожительством.

Джованни вез их по извилистым улочкам Неаполя – мимо кафе, соборов и археологических раскопок, и Алекса немного расслабилась, вспоминая яркие ощущения, которые она испытала в первый раз, когда увидела этот город.

Паоло, округлив глаза, смотрел из окна машины, а Алекса ловила себя на том, что украдкой бросает взгляды на резкий, будто выточенный из камня профиль Джованни.

– Похоже, здесь мало что изменилось, – отметила она, стараясь не обращать внимание на его холодное поведение.

Джованни искоса посмотрел на нее, нажав рукой на гудок в типично итальянской манере.

– Если взглянуть поглубже, то перемены можно найти во всем, – небрежно бросил он, когда автомобиль стал подниматься по дороге, ведущей из многолюдного центра к кварталу, где располагался семейный особняк. – В город было вложено много денег. Бедные районы реконструированы, Неаполь обрел новый облик.

– Мы уже почти приехали, папа? – пискнул Паоло.

Джованни улыбнулся.

– Si, mio bello. Почти приехали, – сказал он, и сердце его потеплело, когда он взглянул на сына.

Потом в автомобильное зеркало он увидел бледное лицо Алексы, и руки его крепче сжали руль.

– Помнишь эти места? – охрипшим голосом спросил он, когда высокие ворота открылись, и перед ними предстал элегантный palazzo.

Алекса однажды была здесь, несколько лет назад: Джованни вырос в этой прохладной и темной вилле, которая уютно прилепилась к горе, словно испокон веков стояла здесь.

– Да, – неуверенно ответила она.

Джованни почувствовал, как дрожь пробежала по его телу. Дом пустовал с тех пор, как умерла его мать, но ему показалось, что тени прошлого витают передним.

Он хотел поразить своего сына – нанял повара, экономку, у который был сын Фабрицио, всего лишь на год старше Паоло. Сын мог играть здесь в футбол, учить итальянский язык и подставлять под теплое южное солнце свои бледные, не загорающие в Англии щеки.

– Он может пойти в школу в любой момент, когда захочет, – сказал Джованни во время их первого ужина.

– А что же буду делать я?

В глазах ее был вопрос, а пальцы машинально крошили кусочек хлеба.

– А ты можешь заняться убранством дома и улучшить свой итальянский, – небрежно бросил Джованни. – Или ходить по магазинам.

Она почувствовала себя совершенно ненужной, как вчерашняя газета, – возможно, он этого и хочет.

Ужин был накрыт на террасе, выходящей на склон холма. Звезды сияли на небе, внизу переливался огнями Неаполь.

Алекса взглянула на раскинувший перед нею город и подумала: теперь это мой дом. Мысли о будущем пугали ее. Они с Джованни вели себя как чужие люди, которые только что познакомились на вечеринке. Неужели так будет продолжаться?

Дни шли за днями, и Алекса видела, как Паоло все больше и больше втягивается в жизнь своего отца, расцветает под теплым солнцем. Алекса стала понимать, что моральные обязательства гораздо весомее, чем угроза суда, что Джованни насильно не смог бы заставить их переехать сюда и что ни один суд не сумел бы отнять у нее сына просто потому, что отец его богат и могущественен.

Как она могла увезти Паоло обратно, когда он был так счастлив здесь, вернуть его к жизни, которая была полужизнью в сравнении с этой?