следует отнести дифференциацию разных типов языковой личности, разных способов концептуализации мира образцовой и усреднённой языковыми личностями, выявляемых в анализе ассоциативно-вербальной сети, текстовой деятельности с опорой на лексикосистемные предпосылки; умение дифференцировать нормативные и ошибочные или стилистически неоправданные словоупотребления; умение учитывать лексические проявления человеческого фактора и видеть культуроносные и культурогенные потенции слова и языка в целом как важнейшего атрибута человека.

В рамках же структурно-системного подхода стилистический уровень выделялся как особый уровень языковой системы с заложенными в ней стилистическими нормами и ориентирами употребления языковых единиц разных уровней. Напомним, что в определение системы входило указание не только на совокупность элементов и связывающих их отношений, но и на функцию, во имя которой единица создавалась. Особенно это акцентировалось в рамках ономасиологических концепций в русистике, предшествовавших в ней когнитивному подходу.

Таким образом, квалификация языковых явлений с точки зрения различных дисциплин и подходов опирается не только на общий объект изучения — русский язык, но и свой собственный предмет, что очень важно для журналистской практики. С этим, в частности, связана критика иллюстративного материала в толковых словарях, поскольку метаязыковые задачи их составителей и интенции авторов текстов, привлечённых в качестве иллюстраций, расходятся. Это справедливо не только для художественных, но и для журналистских текстов, которые также ориентированы на деавтоматизацию языковых средств. Очевидно, с этим свойством текста и связано требование давать в качестве иллюстраций в словарях лишь типовые словоупотребления.

Не случайно ещё в книге 1963 года, в разделе «Задачи стилистики», В. В. Виноградов говорил о необходимости выделять три круга «стилистики»: стилистика языка, стилистика речи, стилистика художественной речи [Виноградов 1963: 5-93]. Их иногда подразделяют на стилистику ресурсов и стилистику функционирования.

В рамках когнитивно-дискурсивного подхода к языку, для которого характерно внимание к системной организации поведения человека в разных областях его жизнедеятельности, особенно актуальными стали проблемы, традиционно относимые к функциональной стилистике [Кожина 2008, Cулименко 2013: 111–119]. Это выбор и употребление языковых средств, функциональный стиль и стили, устанавливаемые по коммуникативной функции языка как ведущей для него (ср. работы

В. В. Виноградова, Д. Э. Розенталя, М. Н. Кожиной, А. Н. Васильевой, М. П. Котюровой и др.). Интересны и точки соприкосновения когнитивистики, стилистики и культурологи, которые отразились в творчестве Ю. М. Лотмана.

Когнитивные и синергетические положения статей и заметок Ю. М. Лотмана справедливы не только для литературоведческих и культурологических изысканий, но и для лингвистических, прежде всего текстовых, исследований, особенно если учесть, что культура выступает для текста системой высшего порядка, средой, преодолевающей бинарные когнитивные оппозиции языка. Выстраивая типологические признаки самонастраивающейся системы, она способна сама регулировать и усложнять собственное строение. Эта способность органически связана с неоднородностью внутреннего строения (курсив автора — Н. С.)» [Лотман 2010:31], а «богатство внутренних конфликтов обеспечивает Культуре как коллективному разуму исключительную гибкость и динамичность» [Лотман 2010:55]. Структурная неоднородность семиотического пространства объясняет и значимость периферийных явлений в динамических процессах: «В периферийных участках, менее всего организованных и обладающих гибкими, «скользящими» конструкциями, динамические процессы встречают меньше сопротивления и, следовательно, развиваются быстрее» [Лотман 2010:93]. Динамические процессы в языке также происходят прежде всего на периферийных участках языковой системы. Это касается таких лексических явлений, как периферии смысловой структуры слова, так и случаев «вырожденной» свободы типов лексических значений. Особенно показательна для современного состояния лексики активизация периферийных её пластов — слов, имеющих стилистические границы в своём употреблении, а также тех, которые входили ранее в пассивный словарь носителя языка. Литература, по мнению Ю. М. Лотмана, «не только организация, но и самоорганизующийся механизм», на самой высокой ступени организации она выделяет метатексты (авторское выделение — Н. С.), включающие в себя «нормы, правила, теоретические трактаты и критические статьи, которые возвращают литературу в её самоё, но уже в организованном, построенном и оценённом виде» [Лотман 2010: 130]. Как видим, к метатекстам автор относит преимущественно литературоведческие исследования, хотя исследовательские концепты характеризуют и многие лингвистические работы, построенные на материале журналистских текстов, для этих исследований не менее значимы синергетические идеи упорядоченности, гармонии, противопоставляющие два крайних члена синергетической парадигмы: порядок (информация) и хаос (энтропия). По существу, Ю. М. Лотман говорит не только о текстах во всём их многообразии, но и о художественном дискурсе в его когнитивном измерении: «Видимо, описывая литературу той или иной эпохи как единый текст, мы скорее всего приблизимся к задаче выделения универсалий литературы как специфического явления» [Там же:133]. Ср. филологическую разработку Ю. М. Лотманом целого ряда синергетических идей: «Существенно подчеркнуть, что традиционные риторические фигуры построены на внесении в текст дополнительных признаков симметрии и упорядоченности, в определённом отношении аналогичных построению поэтического текста», причём «обязательной организации подвергаются лексико-семантический и синтаксический уровни, а ритмико-фонетическая упорядоченность выступает как явление факультативное и производное ‹…› Риторическая структура вносится в словесный текст извне, являясь дополнительной его упорядоченностью» [Там же: 133].

С идеей бытия, существования связана и любая деятельность человека как временно бытующего в определённом пространстве, и модели пространства, его деление на «своё» и «чужое», перевод «разнообразных социальных, религиозных, политических, родственных и прочих связей на язык пространственных отношений» («Текст и полиглотизм культуры») [Лотман 2010: 73]. При этом с идеей «культурного» пространства, включающего в себя пространство живых, сакральное и безопасное пространство, связан важнейший член синергетической оппозиции — порядок в его противопоставлении «некультурному», то есть хаотическому пространству (пространству мёртвых, профаническому, опасному). Говоря о природе искусства и языка, Ю. М. Лотман замечает: «Хотите — называйте его (искусство — Н. С.) машиной, хотите — организмом, жизнью, но всё равно это нечто саморазвивающееся. И мы находимся внутри этого развивающегося. Как и в языке. Минимальной единицей для появления новых смыслов являются три проявления: Я, другой человек и семиотическая среда вокруг нас (нечто вроде Троицы!)» [Там же: 121]. Сигналы устройства текста связаны прежде всего с композиционно-структурным уровнем текста [см. об этом: Сулименко, Хохлов: 87-111]. Уподобление сложных самоорганизующихся систем живым связано у Ю. М. Лотмана и с понятием текст (статья «Семиотика культуры и понятие текста»), прежде всего с его содержательной стороной, на 75 % структурируемой лексическими средствами: «. текст предстаёт перед нами как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности» [Лотман 2010: 71]. Синергетическое положение о фрактальном характере частей по отношению к целостной системе позволяет автору (статья «О семиосфере») обнаружить изоморфизм целого и части, их подобие, известную структурную самостоятельность части, приводящую к получению способности «самостоятельного выбора программы деятельности», то есть выхода на новые аттракторы. Требование учёта ситуативного фактора при структурировании текста выводит на ещё одну синергетическую проблему