Вскоре Сара обнаружила – в переводе с чешского сие означало «из крана течет ТОЛЬКО горячая вода». Она сумела наполнить ванну примерно на две ладони, прежде чем помещение затопил горячий пар. Сидя голышом на узком сиденье унитаза и ожидая, когда кипяток остынет, Сара вдруг заметила, что из кармана ее джинсов торчит конверт. Ах, да, это письмо ей вручила Яна! Она чуть не забыла о загадочном послании Максу из отеля «Гритти Палас» в Венеции. Выудив его из кармана, Сара увидела, что от пара конверт расклеился. После двухсекундного препирательства с совестью Сара раскрыла его, вытащила письмо, осторожно развернула и принялась читать.

Князю Максимилиану Лобковиц-Андерсону

от Пьерджорджо Вампа,

начальника службы безопасности отеля,

отель «Гритти Палас», Венеция

Gentilissimo Principe![25]

Как Вы и просили, я пишу, чтобы заверить Вас в том, что мы бережно храним предмет, оставленный на наше попечение signore[26]Пертузато. В настоящее время данная вещь содержится в надежнейшем cassaforte[27]и будет оставаться там до тех пор, пока Вам не понадобится ее затребовать. В этом я ручаюсь Вам своим именем. Затем позвольте уверить Вас в том, что недавние прискорбные события никоим образом не повлияли на безопасность нашего отеля и Вам не следует ни о чем не беспокоиться. Прошу Вас, связывайтесь со мной без колебаний, если у Вас возникнет нужда в каком-либо дальнейшем содействии.

Переходя к личному, прошу позволения прибавить, что я прекрасно помню нашу веселую ночку в Париже прошлой осенью. Джаз был le hot[28], а mademoiselles[29], смею сказать, были le hotter[30]. Ах Вы пройдоха этакий!

Как мне ни неприятно, но я вынужден отметить, что синьор Пертузато покинул наш отель, не расплатившись. У меня нет никаких сомнений, что Вы позаботитесь об этой неурядице. Однако не подумайте, что я Вас тороплю: я знаю, как сильно Вы заняты. Синьор Пертузато упомянул, что его миссия по завлечению в Прагу американской девушки завершилась успехом. Она тоже из Калифорнии? Все американские девушки должны жить в Калифорнии, как синьора Памела Андерсон. А эта девушка – Ваша родственница?

Как всегда, ваш покорный слуга, Пьерджорджо

Когда Сара погрузилась в ванну, в голове у нее крутились две мысли. Во-первых – мужчины безумно забавные, к какой бы культуре они ни принадлежали и в какое бы время ни жили. А во-вторых – князь Макс прячет в Венеции что-то очень ценное.

На выезде из Праги было оживленное движение, да и потом они понервничали, пока нашли нужную трассу, а затем Элеонора проскочила съезд с магистрали. В общем, они добрались до поворота на Нелагозевес только в полдень. Элеонора рассыпалась в извинениях, но Сара была рада возможности получше изучить чешскую провинцию. Едва ли можно говорить, что ты хорошо познакомился со страной, если все, что ты в ней видел, – пара крупных городов. Нужно поглядеть, как здесь выращивают урожай, на что похожи берега местных рек, как ведут себя обитатели придорожных селений.

Местность между Прагой и Нелагозевесом была холмистой. По обе стороны Восьмой автомагистрали простирались бескрайние поля желтой горчицы и хмеля, что не удивляло, учитывая национальные диетические пристрастия. Сара была разочарована тем, что не заметила ни одного капустного поля или колбасного завода: это окончательно дополнило бы картину. После того как они пропустили поворот, им пришлось съезжать с шоссе в Роуднице, где располагался очередной замок Лобковицев, который до сих пор контролировала чешская армия. Макс упорно дергал за все ниточки, тщетно добиваясь его реституции. Сара не могла взять в толк, что он собирается делать с двухсоткомнатным чудовищем, когда у него и без того хватало забот с уже возвращенными ему владениями. В Роуднице прежде располагалась тренировочная база СС, что внушало неприятные ассоциации, корме того, строение подверглось бомбардировке советскими войсками в порядке демонстрации силы. Сара слышала, что замок фактически лежит в руинах. Казалось бы, такое приобретение не может сулить ничего, кроме головной боли. С другой стороны, сложно поставить себя на место князя, который взял на себя задачу восстановить утраченное состояние своей семьи.

А перспектива увидеть Нелагозевес Сару волновала.

– Один из самых красивых ренессансных замков в Богемии, – читала она вслух Элеоноре, чтобы снять напряжение, пока они мчались по шоссе. – Был приобретен Поликсеной Лобковиц в тысяча шестьсот двадцать третьем году… Здесь написано, что на протяжении семидесятых-восьмидесятых годов в замке располагалась выставка современного социалистического искусства!

Элеонора в ужасе содрогнулась.

– Почти приехали, – наконец произнесла Элеонора.

Они рулили по извилистой улочке посреди маленькой деревушки, раскинувшейся вдоль зеленых берегов Влтавы. Элеонора кивнула на симпатичный замок, который возвышался на горе над деревушкой, но Саре на глаза попалась табличка, отмечающая историческое место.

– Погодите-ка, тут место рождения Дворжака! – воскликнула она, крутя головой. – Знаменитого композитора! Давайте остановимся на минуточку?

Сара не была виновата в том, что произошло потом, хотя в какой-то мере послужила этому причиной. Вместо того чтобы проигнорировать Сарину просьбу или проехать вперед, пока не найдется место для удобного разворота, Элеонора резко переключилась на заднюю передачу, и их «Шкода» принялась пятиться к памятному знаку, от которого они успели отъехать метров на пятьдесят.

Хрррясь! Так Сара впоследствии описывала звук столкновения трактора с их маленьким белым фургоном. А с какой стати трактор несся во весь опор, огибая крутой поворот? Что ж, это был хороший вопрос, возможно, имевший отношение к привычке чешских фермеров употреблять на завтрак пиво. В любом случае, спустя несколько минут Сара обнаружила себя посреди толпы людей, которые одновременно вопили по-чешски, размахивали руками и показывали на трактор. Достойный образчик социалистического машиностроения довольно непристойно взгромоздился сзади на их «Шкоду».

На мотоцикле приехал полицейский и начал спрашивать у них документы, но Элеонора вела себя так, словно никогда прежде не попадала в аварии. «Я не говорю по-чешски, я не говорю по-чешски», – повторяла она дрожащим голосом.

– Es tut uns schrecklich leid. Wir sind Amerikaner, die Dvorak Liebe zu viel[31], – спокойным тоном произнесла Сара.