Услышав знакомую с детства поговорку, Офелия спряталагрустную улыбку. Ей тоже постоянно казалось, что она путается у Теда подногами. Словно вещь, которой попользуешься, а потом не знаешь, куда деть.

– Ужасно, – с искренним сочувствием проговорилаона, невольно тронутая печалью в глазах Мэтта.

Похоже, он не понаслышке знал, что такое горе и боль. Онсмирился и даже начал новую жизнь, однако заплатил за нее дорогую цену.

– Да, это было тяжело, – честно призналсяон. – Очень тяжело. Четыре года я держался. В последние два приезда япочти их не видел. А потом Салли, моя бывшая жена, любезно объяснила мне, чтоя, дескать, мешаю, что должен приезжать, только когда они соскучатся, и всетакое. А этого, как вы понимаете, пришлось бы ждать очень долго. Конечно, япостоянно им звонил… но только они, как на грех, всякий раз были слишкомзаняты, чтобы взять трубку. Я писал, но они не отвечали. Им было только девятьи семь, когда моя супруга обзавелась новым мужем, и она почти сразу же родилаеще двоих. Мои дети растворились в ее новой семье. И я вдруг почувствовал, чтов самом деле им мешаю. Усложняю им жизнь. Тогда я написал им и спросил, чегоони хотят. Они не ответили. Я не слышал о них почти целый год и все равнопродолжал писать. Должен признаться, что весь этот год я страшно пил. Я писалим еще три года. А потом пришло письмо от Салли, в котором она недвусмысленнодала мне понять, что мои дети не хотят меня видеть, только не знают, как мне обэтом сказать. И тогда я сдался. Вот уже шесть лет, как я ничего не знаю о них.Единственная связь между нами – это те чеки, которые я регулярно посылаю ихматери. Ах да, еще открытка на Рождество, которую она присылает каждый год. Яникогда не настаивал на своих отцовских правах, не требовал свиданий. Да изачем? Им известно, где я живу… Но иной раз мне кажется, что стоило бы поехатьтуда и поговорить с ними начистоту. Но мне страшно. Салли в тот раз таккрасочно описывала их терзания. Им было всего десять и двенадцать, когда мывиделись в последний раз, – почти сверстники вашей Пип, – а в такомвозрасте не у каждого хватит смелости сказать отцу, что он, дескать, не хочетбольше его видеть. Впрочем, их нежелание писать говорит само за себя. Для меняэтого было достаточно. Я все понял. И решил уйти из их жизни.

Господи, какие письма я им писал, до того как окончательносложить оружие! Они ни разу не ответили. Я и сейчас порой им пишу, но у меняникогда не хватает смелости отослать письмо. Я не имею права давить на них, этобыло бы нечестно. Как-то я говорил с их матерью – она тоже считает, что такбудет лучше. Салли сказала, что они счастливы и что я им не нужен. Не знаюпочему. По-моему, я не сделал им ничего плохого. Почему я им не нужен? Конечно,их отчим – замечательный парень. Я и сам его люблю… вернее, любил. Мы дружилимного лет, пока между нами не встала Салли. Да Бог с ними! Я ведь хотелрассказать вам о моих детях. Десять лет я живу один. Я не видел их шесть лет.Вместе с рождественской открыткой моя бывшая супруга каждый раз присылает мнеих фотографии, так что я хотя бы знаю теперь, как они выглядят. То ли плакать,то ли смеяться, не знаю. Они фотографируются все вместе. И вот я получаюоткрытку с фотографией всех восьми детей. Его, моих и их общих. Знаете, иногдая смотрю на нее и плачу. – Мэтт смущенно отвел глаза, подумав, как многоим известно друг о друге. – Теперь я стараюсь больше им не мешать.Надеюсь, они знают, чего хотят. Во всяком случае, Салли уверяет, что так иесть.

Роберту уже восемнадцать. Скоро он уедет учиться в колледж.А может, уже учится, не знаю. Живется им неплохо. Хэмишу в Окленде принадлежиткрупнейшее рекламное агентство, и Салли помогает ему с делами, как когда-топомогала мне. Она очень способная. Не могу сказать, что душевная, но зато невероятноэнергичная и предприимчивая. И к тому же прекрасная мать – всегда точно знает,что нужно детям. В отличие от меня. Впрочем, я им уже почти чужой. Не знаюдаже, узнал бы я их, если бы увидел на улице… ужасно, правда? Это мучительнеевсего. Я пытался не думать об этом. Твердил, что так лучше для них. Пару летназад Салли написала мне: она спрашивала, не буду ли я возражать, если Хэмишусыновит моих детей. Ее предложение чуть не прикончило меня. Не знаю… может, ядействительно им не нужен, но ведь они все равно мои дети! И так будет всегда.Я сказал, что никогда не дам своего согласия. С тех пор я больше не получаю отнее писем, только открытку на Рождество. Да и до этого мы почти не общались.Мне кажется, они мечтают, чтобы я просто исчез из их жизни. Так я и сделал.Теперь я живу очень тихо. Потребовалось много лет, чтобы прийти в себя.Пережить то, что произошло между мной и Салли. А главное – потерю детей.

Слушать Мэтта было мучительно, но теперь Офелия понемногуначала узнавать его. Подобно ей самой, Мэтт потерял все, что составляло егожизнь, – дом, семью, детей, любимое дело. Как и она, он предпочел укрытьсяот жизни. Но у нее хотя бы была Пип! И Офелия еще раз возблагодарила судьбу,что она оставила ей дочь. Без Пип она не смогла бы жить.

– А почему вы расстались? – Она понимала, чтосовершает бестактность, но в той картине, что сложилась у нее в голове, ей невсе оказалось понятно. К тому же если Мэтт не захочет рассказать, то нерасскажет, решила она. После того как они столько поведали друг другу, междуними установилась какая-то удивительная близость, которую чувствовали они оба.

Он вздохнул, прежде чем ответить.

– Классический случай, знаете ли. Мы с Хэмишем вместезакончили школу. Потом он уехал в Окленд, а я остался в Нью-Йорке. Мы обаоткрыли рекламные агентства, даже наладили тесные связи. Консультировались другс другом, посылали друг другу клиентов, обращались друг к другу за помощью.Хэмиш по нескольку раз в год наведывался сюда. Мы ездили в Окленд. Саллиработала исполнительным директором, она была, так сказать, «мозговым центром»всего дела, а я – художественным директором. Мы прекрасно дополняли друг друга,агентство крепко стояло на ногах, среди наших клиентов были даже крупныекорпорации. Мы с Хэмишем оставались друзьями, часто ездили в отпуск вчетвером:он с женой и я с Салли. В основном в Европу. Как-то раз даже на сафари вБотсвану. В то роковое лето сняли шато во Франции. Мне пришлось вернутьсяраньше, чем мы думали, потом неожиданно умерла теща Хэмиша, и его жена спешнополетела в Окленд. Сам он остался во Франции. И Салли с детьми тоже. Не стануутомлять вас подробностями – Салли и он внезапно воспылали любовью друг кдругу. Через четыре недели, вернувшись домой, она сообщила, что уходит от меня.Она по уши влюбилась в него, но они договорились проверить свои чувства. Дляэтого она и собиралась расстаться со мной. Сказала, что ей нужно какое-то времяпобыть одной. Думаю, такое часто случается. Салли сообщила, что никогдапо-настоящему не любила меня, просто испытывала ко мне теплые чувства, к томуже мы были хорошей командой. А дети, дескать, появились до того, как онаразобралась в себе. Это было ужасно – то, что она говорила, однако сама она,похоже, верила каждому своему слову. Видите ли, Салли не из тех людей, кого такуж сильно волнует то, что чувствуют другие. Может, поэтому в бизнесе она всегдаумела добиваться своего.