же никто не похвалит родителей за то, что они наделили душу своим ребенком. Подразумевается, что в какой-то момент Бог вмешивается и одухотворяет физическое тело ребенка. "Пытаясь сконструировать такие машины, - утверждал Тьюринг, - мы не должны неуважительно узурпировать Его власть над созданием душ, так же как и над созданием детей: скорее, в любом случае мы являемся инструментами Его воли, предоставляющими особняки для душ, которые Он создает".

С точки зрения аргументов, это удивительно неуклюже. Все, что доказывает ответ Тьюринга, - это то, на чем изначально основывалось теологическое возражение: что люди не способны создать разумную жизнь; что для такого подвига потребуется что-то еще - душа, сознание, - что не учитывалось в механистическом понимании Тьюрингом личности. Тьюринг и его коллеги, в конце концов, не создавали "особняки", которые должны были быть сверхъестественно населены бессмертной душой; они считали, что их машины сами по себе являются жизнью.

 

-

Когда Брукс и Бреазил работали над своими роботами в Массачусетском технологическом институте, к их команде присоединилась немецкий теолог по имени Анна Фёрст, заинтересовавшаяся робототехникой. Во время работы в архиве Гарвардской школы богословия она забрела в Массачусетский технологический институт и уговорила Брукса разрешить ей пожить в Media Lab, чтобы понаблюдать за работой инженеров и программистов. Фоерст быстро очаровалась роботами - особенно Кисмет, с которой у нее возникла сильная эмоциональная связь. Она вспоминает, как ревновала, когда другим удавалось привлечь внимание робота, и радовалась, когда выражение лица и голос машины, казалось, отвечали ее собственным. На протяжении всех месяцев, проведенных в лаборатории, она пыталась примирить реалистичность этих машин со своей верой в то, что люди созданы по образу и подобию Божьему. "По мере того как наши технические создания становятся все более похожими на нас, они поднимают фундаментальные богословские вопросы", - пишет она в своей книге "Бог в машине", посвященной этому опыту. "В теологии я научилась понимать людей как особенных, избранных Богом, чтобы быть партнерами Бога". Однако идея о том, что мы сами можем создавать разумные машины по своему образу и подобию, предполагала, "что люди - не более чем машины, мешки с кожей, которые можно переделать".

В конце концов она попыталась гармонизировать это противоречие между наукой и религией, обратившись к мистическому иудаизму. В рамках этой традиции считается, что буквы и числа являются строительными блоками творения. Согласно "Сефер Йецира", одной из самых ранних книг иудейского мистицизма, вся совокупность Вселенной основана на мистических комбинациях букв еврейского алфавита, своего рода космическом коде, который предшествовал материи и присущ каждой вещи в мире. Сама ткань реальности информационна. В практической каббале - ветви этой традиции, обучающей использованию освященной Богом магии, - считается, что человек может манипулировать этими цифрами и буквами, чтобы одушевить неодушевленное. В Средние века эта мистическая традиция породила множество историй о големах, в которых люди лепили андроидов из глины и оживляли их с помощью магических заклинаний. В некоторых историях эти заклинания определены как математические перестановки. Согласно каббале, люди способны на это, потому что созданы по образу и подобию Бога и наделены теми же творческими способностями. Фоерст отмечает, что големы, с одной стороны, были инструментами, призванными помочь человечеству и облегчить его жизнь. Но они также были попытками понять Бога и Божье творение. "Создание человекоподобных роботов следует за этим поиском партнерства, - пишет Фоерст. Искусственный интеллект был одновременно формой поклонения и "повторением Божьего акта создания нас".

Одна из самых известных историй о големах - история Иегуды Лёва, пражского магарала. Говорят, что рабби Лёв создал голема по имени Йозеф, чтобы помочь пражским евреям защитить свое гетто, которое часто подвергалось нападениям христиан. Голем стоял у входа в гетто всю ночь как дозорный, а днем помогал жителям в работе. Иосиф, как и большинство големов в этих историях, мог стать одушевленным только тогда, когда держал во рту бумагу с именем Бога. Рабби Лёв не знал, считать ли Иосифа машиной или Божьим ребенком, но, чтобы подстраховаться, решил каждую пятницу вынимать из голема бумажку с Божьим именем, заставляя его соблюдать шаббат. Однако в одну из пятниц раввин забыл вынуть бумажку, и голем стал агрессивным, сея хаос во всей общине и, в некоторых версиях истории, убив раввина. Такая концовка перекликается с темой гордыни, которая присутствует во многих мифах о попытках человека создать жизнь. Но в другой версии истории есть более обнадеживающий финал. В этой версии раввину удается извлечь бумагу изо рта голема и положить ее на чердак синагоги. Затем раввин Лёв придумывает каббалистический стишок, который пробудит голема в конце времен. На протяжении многих веков мальчикам, принадлежащим к традиции восточноевропейских евреев, ведущих свое происхождение от рабби Лёва, на бар-мицве рассказывали секретную формулу, способную пробудить голема.

В одном из моментов своей книги Фоерст рассказывает анекдот, услышанный ею в Массачусетском технологическом институте, который настолько странен, что я сначала не решался включить его сюда - хотя позже нашел подтверждение в других источниках. Эта история относится к 1960-м годам, когда Media Lab курировал знаменитый робототехник Марвин Мински - период, который сейчас считается "колыбелью ИИ". Однажды два аспиранта MIT, Джерри Сассман и Джоэл Мозес, болтали во время перерыва с несколькими другими студентами. Кто-то вскользь упомянул, что первый большой компьютер, построенный в Израиле, назывался "Голем". Это привело к общему обсуждению историй о големах, и Суссман рассказал коллегам, что он потомок раввина Лёва, а на бар-мицву его дед отвел его в сторону и рассказал ему рифму, которая пробудит голема в конце времен. На это Моисей, потрясенный, рассказал, что он тоже потомок рабби Лёва и на бар-мицве его дед тоже дал ему магическое заклинание. Оба мужчины договорились записать заклинание отдельно на листках бумаги, и когда они показали их друг другу, оказалось, что формула - несмотря на то, что она передавалась веками в виде чисто устной традиции, - была идентичной. В этот момент Минский вышел из своего кабинета и застал своих студентов в ошеломленном молчании. Он спросил, что они обсуждали, и когда они рассказали ему, сказал: "Вы в это верите? Послушайте, сразу после моей бар-мицвы мне сказал то же самое мой дедушка. Но вы думаете, я в это поверил?" Минский был отъявленным рационалистом, считавшим, что религия в корне противоречит научным достижениям. Когда студенты спрашивали его о заклинании, он настаивал, что забыл его.

Непонятно, что делать с этой историей. Можно сделать вывод, что формирующая сила этих мифов, рассказанных этим людям