был казаком по происхождению[214]. Какие архивные материалы привели историков к такому выводу, не совсем ясно (вероятно, внимание исследователей привлек тот факт, что значительную часть службы офицер провел в кавалерийских частях и соединениях РККА). В любом случае указанная точка зрения входит в противоречие с известными документами.

По крайней мере, два автора — А. Солженицын и Л. Самутин[215] (знакомых друг с другом) утверждали, что Гиль был евреем. В своих мемуарах бывший «дружинник» Самутин так описывает внешность Гиля: «Он был чуть выше среднего роста, шатен с холодными серыми глазами. Он редко смеялся, но и при смехе выражение его глаз не менялось… Говорил он несколько странно — с каким-то акцентом, но правильно… Коренные русские не говорят так по-русски… Гиль — белорусский еврей, отсюда и его странный акцент»[216].

Итак, кем же на самом деле был Владимир Владимирович Гиль?

На сегодняшний день не вызывает никаких сомнений, что командир «Дружины», а в последующем 1-й Антифашистской бригады — происходил из простой рабочей семьи[217]. По национальности он, скорее всего, был белорусом (хотя в личном деле Гиля было отмечено, что он — русский[218]). Его отец, Владимир, работал машинистом на станции Дараганово Слуцкой железнодорожной ветки. Возле станции располагался одноименный поселок, куда и перебралась семья из Вилейки[219]. Здесь Гиль окончил 9 классов средней школы и устроился на лесопильный завод разнорабочим[220].

В 1921 г. Владимир вступил в комсомол[221]. Это была обычная «инициация» для его сверстников, всячески поддерживавших политику советских властей. Гиль, как и многие молодые люди, стремился получить образование и повысить свой социальный статус. Но, проживая в сельской местности, он не имел больших шансов, чтобы найти достойное место в новом обществе. Поэтому настоящим прорывом для него стала служба в Красной армии (с 15 октября 1926 г.)[222]. Именно она оказалась для него чем-то вроде социального лифта, позволившего ему вырваться за пределы периферийного бытия.

В 1926–1929 гг. Гиль был курсантом Борисоглебско-Ленинградской кавалерийской школы. По окончании учебного заведения его направили в войска. С сентября 1929 г. до апреля 1935 г. молодой красный командир служил в 32-м кавалерийском Белоглинском полку 6-й Кубанско-Терской дивизии им. С.М. Буденного, где командовал взводом, ротой и эскадроном. В апреле 1935 г. его перевели в 33-й кавалерийский Ставропольский полк на должность помощника начальника штаба полка[223].

Мы не случайно останавливаемся на основных вехах служебного пути Гиля. Дело в том, что его сын тщетно пытается доказать, будто его отец «был профессиональным разведчиком» и в начале 1930-х гг. выполнял «ответственное задание в Германии»[224]. Разумеется, это не более, чем очередной миф. До сих пор не появилось никакого документального подтверждения этой крайне сомнительной «версии».

Еще в 1931 г. Гиля приняли в ряды коммунистической партии. Насколько он был предан марксистско-ленинскому учению, однозначно сказать сложно. Внешне он, безусловно, был лоялен сталинскому режиму и господствовавшей идеологии. Новая власть дала ему все, о чем он раньше и мечтать не мог — в первую очередь, конечно, возможность учиться и почувствовать себя человеком, способным подчинять людей своей воле. Это, несомненно, разжигало в Гиле честолюбие, властные амбиции, желание двигаться к высоким званиям и наградам. Вместе с тем становление молодого командира проходило в обстановке репрессий и террора. Видя, как уничтожается цвет командного состава РККА, он вряд ли был согласен с подобными методами «укрепления» армии. Возможно, это пробудило в нем известное недоверие к воспитавшей его системе, ведь при известных обстоятельствах он и сам мог стать ее жертвой. По всей видимости, уже тогда он испытал глубокий страх, приучивший его в дальнейшем действовать хитро, цинично и расчетливо, ставя превыше всего свою жизнь и собственное «я».

9 сентября 1937 г. Владимир Владимирович стал слушателем Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе. В период поступления в академию Гиль был старшим лейтенантом. Звание капитана ему присвоили в 1938 г.

Гиль учился прилежно, в 1939 г. досрочно получил звание майора, а затем подполковника (1940 г.), и окончил военный вуз с отличием. После академии его назначили на должность начальника оперативного отделения штаба 12-й кавалерийской дивизии, а затем — начальника штаба 8-й моторизованной бригады. 5 марта 1941 г. — он уже начальник оперативного отдела штаба 12-го механизированного корпуса. Правда, на этой должности молодой подполковник прослужил чуть более двух недель. Согласно приказу НКО № 0030 от 22 марта 1941 г., его поставили на новую должность — начальника штаба 229-й стрелковой дивизии[225].

Словом, перед войной Гиль сделал вполне успешную военную карьеру (при учете, однако, что его быстрому продвижению по службе способствовала чистка командно-начальствующего состава РККА[226]). Начавшаяся война радикально изменила его судьбу…

В боях на Западном направлении

229-я стрелковая дивизия (командир — генерал-майор М.И. Козлов) была сформирована в марте 1941 г. в Московском военном округе. 22 июня 1941 г. соединение вошло в состав 69-го стрелкового корпуса (73-я, 118-я, 137-я, 153-я, 229-я и 233-я стрелковые дивизии) 20-й армии (командующий — генерал-лейтенант П.А. Курочкин) Резерва Главного командования. 69-й корпус получил приказ о переброске своих частей и соединений в район так называемых «Смоленских ворот» — междуречье Днепра и Западной Двины, чтобы закрыть известный путь, по которому не раз вторгались в Россию силы неприятеля. Однако оперативная перевозка затянулась.

Тем временем Красная армия терпела на фронте одно поражение за другим. Части и соединения 2-й и 3-й танковых групп вермахта, разгромив в нескольких сражениях войска Западного фронта (до 30 июня 1941 г. командующий — генерал армии Д.Г. Павлов, со 2 июля — Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко), успешно развивали наступление на Витебск, Полоцк, Могилев и Смоленск. К моменту выхода немецких войск к Западной Двине и Днепру прибывшие сюда из резерва советские армии не успели сосредоточиться, создать оборонительные позиции, развернуть войска в необходимый боевой порядок и наладить управление[227].

В начале июля 1941 г. разгорелись ожесточенные бои на витебском, оршанском, могилевском и бобруйском направлениях. Главную угрозу для советских войск на этом участке фронта представляла 3-я танковая группа. С целью недопущения прорыва немцев в район Витебска С.К. Тимошенко с согласия Ставки Верховного Главнокомандования принял решение силами 20-й армии нанести контрудар в направлении Сенно — Лепель[228].

4 июля Военный совет Западного фронта поставил перед войсками задачу: прочно оборонять линию Полоцкого укрепрайона, рубеж реки Западная Двина — Сенно — Орша и далее по реке Днепр, не допустить прорыва противника на север и восток. Перед 20-й армией была поставлена задача создать на линии Бешенковичи — Сенно — Моньково