Четверо Таунсендов, стоявших позади дивана, стирали с лиц пыль рукавами и носовыми платками, а Камерон перевернул кассету и насыпал в лоточек еще немного порошка.

— Леди и джентльмены, еще раз, на всякий случай. Мне показалось, что в этом кадре вы все моргали. Помните, когда вспыхнет порошок, глаза нельзя закрывать.

Фотограф повторил все еще раз, и, когда съемка закончилась, Гарриет растерялась, увидев, что один ее локон упал и повис над ухом.

— Мне снять вас еще раз, мистер Таунсенд? — спросил обеспокоенный фотограф.

— Вы и так отняли у нас немало времени, мистер Камерон. Я больше не стану потворствовать вашим преступным намерениям.

— Но, отец… — жалобно хныкала Гарриет.

— Слушайся мистера Таунсенда, — сказала мать, выходя из-за дивана. — Если первый снимок не получился, то второй уж точно вышел хорошо. Велика разница, в каком месте появится локон. Гарриет, мы ведь не богачи.

Слушая этот разговор и наблюдая, как семья расходится, пока мистер Камерон разбирает свою аппаратуру, я не могла понять, почему они решили фотографироваться сейчас, не дожидаясь сбора всей семьи, ведь скоро должен был приехать Виктор. Судя по их поведению, им не хотелось, чтобы Виктор оказался на этой фотографии…

Все исчезли, словно эпизод в кино. Я снова оказалась одна в гостиной перед газовым обогревателем чувствовала себя измотанной, будто испытала огромное напряжение, и плюхнулась в мягкое кресло. Часы на каминной полке показывали десять минут десятого.

Это невозможно! Я провела с Таунсендами почти полчаса, если не больше! Но если верить этим часам — «моему» времени, то по нему бабушка должна была только что уйти. Что со мной происходило? Неужели я заснула в этом кресле, видела мимолетный сон, проснулась и мне показалось, что все на самом деле так и произошло? Я пыталась отыскать в своей памяти разгадку. Помнится, специалисты по снам утверждали, что средний сон длится секунд двадцать, хотя тому, кто его видел, может показаться, будто он продолжался долго. Неужели и со мной такое могло случиться? Возможно, разговоры бабушки и старые фотографии создали благоприятную почву для моего воображения. Неужели дело только в этом — в снах?

Мои руки безжизненно упали на колени. Как же узнать правду? Страдаю ли я от иллюзий или все это происходит на самом деле? Но как?

Я смотрела на свои руки, перебирала в памяти только что виденное: похожий на крота мистер Камерон, напоминавшая паровоз мать, усатый отец и едкий запах горелого порошка. Пока я вспоминала все, что-то, связанное с этим, словно колючка, зацепилось в моей памяти: одно слово — «фотография». Семья сфотографировалась.

Конечно же! Вот где ответ. Альбом фотографий Таунсендов, о котором упомянула бабушка. Неужели семейный портрет, только что сделанный мистером Камероном, лежит в этом альбоме? А если это действительно так?

Вдруг мною овладело безудержное желание найти этот альбом. Надо заглянуть в него. Ответы на мои вопросы должны найтись в этом альбоме, в выцветших бурых фотографиях давних времен. Если групповой портрет Таунсендов, стоявших позади дивана, найдется в этом альбоме, тогда я буду точно знать, что в самом деле открыла окно в прошлое.

Сначала мне не хотелось перебирать ящики серванта, так как я понимала, что вторгаюсь в личную жизнь бабушки, но поскольку меня подстегивало желание, я преодолела это чувство и, словно одержимая, перерыла все ее вещи. Пятнадцать минут я перебирала коробки с швейными принадлежностями, перчатки, полки со столовым серебром, горы разных безделушек, накопившихся за жизнь бабушки, и от отчаяния села на пол рядом с сервантом. Альбома нигде не было. И вдруг меня осенило. Посмотрев на стену, у которой стоял диван, я застыла, будто могла заглянуть в комнату, находившуюся по ту сторону. И тут в моих ушах прозвучали слова бабушки: «Той малой гостиной мы уже давно не пользуемся, наверно, лет двадцать-двадцать пять. С тех пор как Уильям женился и уехал. Она теперь не нужна, ее невозможно обогреть, так что она служит складом».

Я медленно встала. Только вчера, спустившись вниз после того, как застала Гарриет на своей кровати, я наткнулась на темный коридор и услышала снова мелодию «К Элизе». Звуки пианино доносились из коридора. Может быть, эти звуки всегда исходили оттуда и каждый раз не давали слушать «Час шотландской музыки»? А если так, то кто играл на пианино?

Хотя мне было страшно, желание найти альбом одержало верх. Я осторожно подошла к двери и открыла ее.

Коридор, та самая бездонная пещера, дышавшая ледяным холодом, зиял передо мной. Мои глаза округлились, напряглись. Возникли ассоциации с туннелем, у которого нет конца. Позади остались тепло, свет и уютная гостиная, а впереди лежала таившая опасность темнота, дышавшая неземным холодом. Однако соседняя комната манила меня, заглушая страх. В альбоме Таунсендов я найду ответы. Мне надо все узнать.

Все случившееся до сих пор не причинило мне никакого вреда. Действительно, две сцены в гостиной получились довольно веселыми и приятными и не таили никакой опасности. Так почему же сейчас, приближаясь к двери гостиной, я почувствовала, как от страха мое тело покрывается гусиной кожей? Внутри все сжималось, переворачивалось, будто предостерегая, что дальше идти не следует. Чего мне бояться сейчас, если совсем недавно я наблюдала, как фотограф снимает семью Таунсендов? Возникло ощущение, будто воздух вокруг насыщен злом, будто я вторгаюсь в пространство, которое удалено от Джона, Гарриет и ревущего огня в камине. Я чувствовала, что дьявольские злодеяния, произошедшие в этом доме много лет назад, сосредоточились в этой точке. Это ощущение я познала два дня назад, когда застала Виктора склонившимся над моей кроватью. Тогда на мне сказался сам воздух, наводящая страх аура, которая исходила из темноты, словно там затаились зловещие силы. Сейчас, после того как я покинула уютную гостиную и сама вошла в темный, похожий на катакомбу коридор, со мной случилось то же самое.

Да, меня здесь ждут.

Я нащупала дверь в малую гостиную и взялась за ледяную ручку, к которой уже давно никто не прикасался. Дверь в моей комнате оказалась чуть-чуть приоткрытой. Разве я не оставила ее совсем распахнутой? Мне показалось, будто она находится очень далеко. Во рту и в горле стало непривычно сухо, по спине потекли струйки пота. Сердце ритмично стучало в груди, словно спрашивая: «Что ты найдешь там, на другой стороне?» Разум охваченный страхом, но не способный заставить меня вернуться, ответил: «Мы обязательно должны найти тот альбом…»

Повернула ли я ручку или толкнула дверь, но в следующее мгновение она широко отворилась. Впереди была бесконечная ночь, запах минувших веков и тлена, запах смерти и забвения.

Прежде чем войти, я оглянулась на свою гостиную. Дверь теперь была плотно закрыта, так что свет через нее не проникал. Хотя это должно было насторожить меня, я чувствовала себя спокойной, больше ни о чем, кроме альбома, не думала. Мое тело как будто лишилось собственной воли. Та же невидимая сила, которая побудила меня искать альбом, теперь затягивала в это помещение.