Мы обменялись кислыми улыбками и синхронно отвернулись, делая вид, что страшно заинтересованы проплывавшим мимо полем с поникшими от жары кустами картошки.

Несмотря на ранний час, солнце припекало нешуточно. Мы еще до храма не добрались, а я уже задыхалась в черном платье и мысленно завидовала Эбигейл, одетой в нечто отвратительно-желтое с рукавами-фонариками, но явно сшитое из тонкого хлопка. Тут она решила меня добить и расправила кружевной зонтик с желтой оборочкой. Спица ткнула мне в макушку, и из идеально зачесанного пучка вылез неприличный «петух».

– Извини, Дороти, – всполошилась девушка, продолжая тыкать зонтиком.

– Ничего, – сквозь зубы процедила я, приглаживая волосы влажной пятерней.

– Тебе, верно, припекает? Держи зонт?

– Я? Зонт? – даже в страшном сне не представляю, как спрячусь под кружевным пылесборником…

Не надо поступаться принципами, иногда их можно чуточку откорректировать. Оказалось, что я была слишком предвзята, зонт действительно неплохо прятал от солнца. Жары, конечно, не умалял, но хотя бы позволял избежать солнечного ожога. Где это видно, чтобы черные ведьмы ходили с облезлым носом и щеками, похожими на спелые помидорины? Стоило и себе такой прикупить. Конечно, на черный день и черного цвета. И спрятать в кладовке, чтобы не увидела кузина.

Сельский храм с остроконечным длинным шпилем, как и положено святилищу светлой Богини, стоял на развилке дорог, и к нему на утреннюю молитву уже тянулись прихожане с букетами цветов. При появлении Флинта народ удивленно зашептался, принялся отвешивать приветственные поклоны. Подозреваю, что арендаторы уже пару раз мысленно отпели хозяина Кросфильда, а тут он появился во плоти, живой и поздоровее многих.

Дядька, судя по всему, любил порисоваться на публике. Держа Эбби под локоток и опираясь второй рукой о трость с набалдашником, он прошествовал в храм, попутно здороваясь со знакомыми. Следом чинно шла я, не торопясь проникнуть в стан врага, и чувствовала, как по жаре в закрытых туфлях на высоких шпильках растираю в кровь пятки.

Сквозь раскрытые настежь двери храма виднелись ряды простых лавок, стоявших полукругом возле мраморной статуи светлой Богини. Прежде чем проникнуть на вражескую территорию, я помедлила, пропустила суетливое семейство с выводком рыжеволосых детишек, измученных неудобными парадными одеждами и узкой обувью.

– Беспокоишься, что душа просветлеет? – раздался над ухом насмешливый голос Уильяма. Надеюсь, он понимал, что играл с огнем, ведь во время жары я становилась ужасно чувствительной к сомнительным шуткам.

– Разве ты не в курсе, что у черных ведьм нет души? – едва слышно, чтобы не привлекать внимание прихожан, парировала я.

– А на самом деле?

– На самом деле. Лично я никогда не замечала ее присутствия. И вообще, значение души сильно преувеличили. – Я кивнула внутрь храма: – Это все происки прислужников светлой Богини.

– Признаться, впервые встречаю такую душевную ведьму, – едва слышно проворковал Уильям, щекоча дыханием. По влажной спине побежали мурашки – ужасно приятное ощущение. Как такое возможно?

– Прокляну, – процедила я сквозь зубы. У меня никогда, ни при каких обстоятельствах не бывало мурашек. Они нервировали.

– Деточка, ты без сознания не упадешь по такой жаре? – вдруг отвлекла нас от перепалки старушка с клюкой в руке, видимо, намекая на черный плотный наряд.

– У нее крепкое сознание, ноги и принципы, – уверил бабку Уильям.

– Выходит, кто-то умер в большом доме? – пошамкала губами та.

– Да, моя вера в приличных людей, – сухо отозвалась я и одарила Брента выразительным взглядом, – но если вы о хозяине, то он уже в храме.

– Принесли? – испугалась она.

– Сам пришел, – перебил наш странный разговор Уильям и подогнал: – Заходите, милая невестка, не стесняйтесь. И вы, бабушка, тоже проходите.

В народе ходило странное поверье, будто под черными ведьмами горела освященная земля, и Уильям с предвкушением ждал, когда я все-таки переступлю через порог. Поклонов, конечно, светлой Богини отвешивать никто не планировал, на нежности у нее имелись свои поклонники, но при входе я одарила статую скупым кивком – к идейным врагам нужно было относиться если не со сдержанным пиететом, но хотя бы с пониманием.

– Не боишься вербены? – тихо спросил Брент, когда при входе я окунула пальцы в чашу с ароматическим маслом из вербены, призванной отпугивать злых духов, одержимых и прочих зловредных типов из Пустоши темной Богини.

– Я тебе что, призрак девственницы? – фыркнула я и, как требовали храмовые традиции, дотронулась пальцами до лба. – Все утро пытаешься меня оскорбить.

– Вербены ты не боишься, храмовая земля под ногами не горит, молоко с кровью младенцев по утрам не пьешь, – принялся перечислять он, провожая меня под локоток к первой скамье центрального ряда. – О ведьмах вообще хотя бы какую-то правду говорят?

– Угу. О том, что мы ужасно мстительные. Особенно если в жару нас шантажировать потерей магической лицензии.

Когда я опустилась на лавку рядом с Флинтом, как раз под укоряющим взором мраморного изваяния, то дядька тихо спросил:

– Как тебе храм? Хорош для вашего с Картером обряда?

– Дороти придет в восторг, – согласилась я, задрав голову к высоченному своду с круглыми отверстиями. Сквозь них проникал солнечный свет, и статуя Богини стояла точно в перекрестье ярких лучей.

В детстве у нас с Брит и Томми была любимая забава – проникать в какой-нибудь храм подальше от замка Нортон (перемещение в дом пастора через камин было обязательным пунктом приключения) и устраивать мелкие безобразия. Мы заколдовывали цветы для подношений, чтобы венчики распространяли запах нечистот, заговаривали вербенное масло в ритуальных чашах, и оно начинало светиться – сидят люди на лавках, а у них во лбах горят отпечатки пальцев. Однако любая шалость рано или поздно подходит к концу. Нас поймали и без права на помилование сдали бабке Примроуз. Глава клана прочитала длинную нравоучительную тираду об уважении к идейному врагу, а в качестве закрепления полученных знаний припечатала вымоченными в соли розгами. По десять раз каждому, по мягкому месту. На последнем ударе я осознала, как была не права…

Служба шла своим ходом: пастор читал молитву, сельский хор из трех старых дев пел во славу светлой Богини. Я стоически боролась со сном, но тут с заднего ряда раздался возмущенный женский вопль:

– Прекрати шептать свои заговоры, черная ведьма!

Народ, задремавший от заунывных песнопений, моментально воспрянул духом, а я, прямо сказать, чуть не поперхнулась.

– Сама ты черная ведьма, а я светлой Богине день-деньской молюсь! – ответил обвинительнице пронзительный фальцет. – Все знают, что ты на реку бегаешь и с водяным духом шашни водишь!

– Водяные духи существуют? – пробормотал мне на ухо Уильям.