– Даже если в медпункте тоже есть камера, в чем сомневаюсь, я все проверну в один миг. Ну, не знаю… притворись, что ногу подвернул, например. Насчет аудитории тоже не беспокойся: мы будем в самом хвосте, почти все уже в столовую сдернут.

Лео издает стон.

– Отговорить тебя, полагаю, не выйдет?

– Не-а. И по сравнению с другими моими планами этот еще ничего.

– Ладно, – вздыхает он. Благодарно жму ему руку.

– Спасибо. Ты не пожалеешь, слово даю.

Становимся в конец очереди. Ребята выходят из кабинета один за другим, и у меня потеют ладони от сознания, что каждый из нас может стать новой Саки… новым Каллумом.

Моя очередь. Вхожу, сажусь, незаметно поворачиваю сиденье так, чтобы сразу дотянуться до стеллажа.

Слыша в коридоре надрывный кашель, сдерживаю улыбку: Лео придумал кое-что получше вывихнутой лодыжки.

– Воды! – хрипит он.

– Секундочку, – говорит мне сестра Уотсон, бросаясь ему на помощь. Хватаю с полки светящуюся голубую пробирку и прячу в карман толстовки.

Медсестра лупит Лео по спине. Чешу ухо, давая сигнал к отбою.

– Все! – выдыхает он. – Не в то горло, наверно, попало… теперь порядок.

Сестра возвращается, и я одними губами говорю Лео «спасибо».

Впервые с самого утра захожу в свою опустевшую комнату. С кровати Саки сняли постель, стол очистили, из шкафа убрали ее одежду и обувь. Даже дезинфекцию сделали, судя по запаху, чтобы не оставить совсем никаких следов от моей соседки.

– Но я тебя помню, Саки, – шепчу я. – И обещаю все выяснить ради тебя и Каллума.

А ведь тот, кто забирал ее вещи, наверняка и в моих порылся! Кидаюсь к рюкзаку, расстегиваю молнию на кармане. Пожалуйста, пусть она будет на месте…

Уф-ф. Хакерская флэшка лежит где лежала. Остается найти в рюкзаке то, что требуется.

Другие девочки берут в поездку лишний тюбик крема или плащ от дождя, а я вот никуда без электронного микроскопа. Ничего странного, мало ли что тебе может встретиться. Неизвестное насекомое или необычный камешек с улицы под микроскопом приобретают совсем другой вид. Посмотрим, чем удивит меня культура радиационностойких бактерий.

Ставлю на стол микроскоп и миниатюрную бутылочку с чистой водой. Убедившись, что дверь плотно закрыта, выливаю каплю воды на предметное стекло микроскопа. Откупориваю краденую пробирку с вязкой голубой жидкостью, выливаю в воду, прикрываю сверху другим стеклом.

Быть не может! Моргаю, чтобы прояснить зрение. Все бактериальные клетки – это прокариоты, не имеющие ядра, но эти…

Задерживаю дыхание, успокаиваюсь и снова смотрю в окуляр. Все то же самое: три ядра там, где ни одного не должно быть!

Меня начинает трясти: РСБ определенно не относится к домену земных бактерий.

ЛЕО

Утром во время завтрака Наоми под столом передает мне записку. Я вздрагиваю от прикосновения ее пальцев и весь завтрак гадаю, что там написано. На выходе из столовой разворачиваю листок и читаю: «Кое-что обнаружила. Приходи после ужина к телескопу».

Господи, дотерпеть бы до вечера.

Мне с трудом удается сосредоточиться, пока Ларк гоняет нас между моделью корабля, барокамерой и виртуальной лабораторией. Вот наконец и ужин; Наоми шепчет, наклонившись ко мне:

– Ты иди первый, я за тобой.

Киваю и смотрю на часы. Всего двадцать минут осталось.

Взбираюсь по винтовой лестнице через две ступеньки. Здесь гуляет ветер, и я начинаю осознавать, как не хватает мне здесь свежего воздуха. В Риме я старался проводить как можно меньше времени в руинах нашего пансиона. Море, отнявшее у меня родных, вызывало ненависть, зато звездное небо вселяло утешение – мне почему-то верилось, даже в самые худшие дни, что мои смотрят на меня сверху. Навожу телескоп на Пояс Ориона: три его мерцающие звезды всегда напоминают мне о родителях и сестре.

– Sono qui[3], – шепчу я им. – Надеюсь, вы меня видите и гордитесь.

Хочу теперь взглянуть на Европу, серое пятнышко рядом с разноцветным шаром Юпитера, но по лестнице уже поднимаются.

– Спасибо, что пришел, – говорит Наоми.

– Как же иначе. – Ее лицо в лунном свете не уступает красотой звездам. Густо покраснев, она отводит глаза и приступает к делу.

– Я исследовала РСБ, Лео. Там три ядра! – Я ничего не понимаю, и она объясняет: – В клетках земных бактерий, как у всех прокариотов, ядра вообще нет. Это закон природы – такой же, например, как отсутствие плавников у людей. Будь они у нас, мы бы не считались людьми, поэтому и бактерии с тремя ядрами происходят теоретически…

– Не с нашей планеты? – догадываюсь я, сам не веря тому, что сейчас сказал.

– Вот именно.

Мотаю головой: должен же хотя бы один из нас мыслить здраво.

– Может, у этого закона есть исключения?

– Только одно, и то спорное: планктомицеты. Но даже у них всего один нуклеоид, а тут целых три. И это еще не все. – Наоми расхаживает по площадке, не в силах стоять на месте под грузом своих открытий. – Цзянь перевел мне фразу, которую ночью твердила Саки. Это значит «она живая»!

Не пойму, взволнована она или перепугана – а может, то и другое.

– Ты разве не видишь связи?

– Ну-у…

– Думаю, после второй дозы Саки почувствовала, что вакцину выделили из живых организмов, – возможно, из европеанских.

Брови у меня взлетают до корней волос. Это шутка такая или…

– Каллум в бассейне, вероятно, испытал то же самое. Свидетели говорят, что он вел себя как одержимый. Будто в него что-то вселилось.

– Европеане то есть? Маленькие зеленые человечки?

Наоми щурится, продолжая шагать взад-вперед.

– Не люблю, когда их так называют, но да. Разумные существа. Я, между прочим, не первая предположила, что на Европе может быть жизнь. Ты вот в «Космический конспиратор», наверно, ни разу не заходил?

Мотаю головой.

– А мы с братом из него давно уже не вылезаем. Там рассказывается о последних научных открытиях, разоблачаются мифы, рассматриваются новые теории. Уже несколько месяцев «Конспиратор» последовательно доказывает, что на Европе не просто может, но прямо-таки должна существовать жизнь. На это указывают высокоэнергетические частицы и подповерхностный океан, нагревающийся во время приливов. Космические агентства не принимают этот портал всерьез, но если я хоть что-то смыслю в науке, то «Конспиратор» прав. На Европе имеются как раз те частицы и элементы, из которых зарождается жизнь. Новый мир, в который нас собираются забросить, уже обитаем.