— Я не умею писать романы, — сказал Николай. — Их напишет этот писатель. Я их только переделаю. А человека мы найдем. Это сложно, но это нужно сделать. И сделать правильно. Нужно только знать технологию поиска. А я ее знаю. Вернее, ее знает один человек. Его зовут Бессонов. Он психолог, и он войдет в нашу команду. Он разработал уникальную систему тестирования личности. Ты ведь, кажется, собираешь гениев под свое отеческое крыло? Вот тебе еще один гений. Ты будешь потрясен, когда познакомишься с ним. Кстати, как там наш Эдуард Ступин поживает? Ты ведь на его деньги собираешься вести кампанию?

— И на его деньги тоже. Деньги есть… И еще будут. — Давила неожиданно улыбнулся. — А от Эдика тебе большой привет. Ты ему понравился. Эдик в порядке. Работает вовсю. Только уже не в своем «Интерфаге», конечно. Нечего ему там делать.

— А где?

— Секрет. — Давила приложил палец к губам. — Если угодно, Эдик наш уже ушел в подполье. Слишком его голова ценна. Нельзя позволить, чтобы стрельнули в нее по дури какие-нибудь мелкие любители денег. Эдик очень нужен нам.

— Какие-нибудь технологии?

— Технологии. Куда сейчас без них? Мы отстали от Запада. Но не безнадежно. Наше преимущество в том, что все то, что было придумано и изобретено за последнее десятилетие, не выплыло на поверхность. Никто об этом не знает, а узнали бы — не поверили, что такое возможно. Это наш потенциал — новые технологии, изобретенные в России. «Сверхдержава», говоришь? Будет тебе Сверхдержава!

Давила повернулся спиной, скинул простыню со своих могучих плеч и бодрым шагом отправился в парилку.

Ярко-зеленый эмобиль мчался по автостраде, ведущей в Москву. Прозрачные летние сумерки уже начали густеть, добавили таинственных полутеней кустам и деревьям на обочинах. Красное солнце лениво сползало за горизонт. Рихард Шрайнер смотрел в окно. Таня сидела за рулем. Оба молчали.

Нельзя сказать, что между ними установились доверительные отношения. Точнее сказать, никаких отношений у них так пока и не возникло. Рихард рассчитывал на большее — исходя из сочувствия, проявленного к нему Таней на ступенях Московского университета. Может быть, прав был куратор Шишкин? Ведь собирался же Шрайнер первоначально взять себе гида-парня. Надо было выбрать этого самого Диму, и все бы было прекрасно. Они бы уже вмазали по стаканчику, подружились и отправлялись бы сейчас куда-нибудь в злачное заведение…

Насчет «вмазать» дело обстояло хуже некуда. Последняя капля алкоголя упала в желудок Шрайнера еще в эссенском аэропорту. В России он не выпил ни капли. Возможно, это было совсем неплохо для его физического состояния — не пить хоть несколько дней в году. Но душа Шрайнера была измотана воздержанием. В настоящий момент она окончательно пришла в состояние раздраженного невроза, брыкалась где-то в животе, вызывая спазмы, и орала: «Скотина! Сколько это будет продолжаться?! Найдешь ты где-нибудь эту чертову алкогольную зону или нет?!»

Шрайнер специально ездил в Суздаль, чтобы попытаться найти эту таинственную алкогольную зону. В Москве он отчаялся сделать это — складывалось впечатление, что все москвичи пришли к повальной трезвости. Хорошо, хоть сигаретами торговали, однако цены на них были раз в десять больше, чем в Германии. На настойчивые вопросы Шрайнера Таня реагировала холодно. Сказала, что ни разу в жизни не брала в рот спиртных напитков, что это сейчас не распространено, что большинство людей не интересуется алкогольными зонами и даже не знает, где они расположены. Что и подтвердилось в ходе расспроса местных аборигенов — сплошь трезвых, деловитых, вежливых и улыбчивых.

Шрайнер очень рассчитывал на Суздаль. В это место иностранцев возили толпами, уж для них-то можно было сделать хоть маленькую алкогольную зоночку. Нет. Черт возьми, нет! На вопрос Шрайнера первый же экскурсовод гордо заявил, что Суздаль уже пять лет как стал полностью безалкогольным. Что особая божественная аура этого древнего места не должна искажаться оскверняющим влиянием винных паров.

В результате Шрайнер уныло бродил по Суздалю четыре часа в составе экскурсионной группы, осматривал православные храмы, которые до этого имел счастье лицезреть не раз, и ругался про себя самыми грязными словами. Вероятно, божественная светлая аура Суздаля приобрела в это время несколько черных мазков, расплывчатых, как кляксы. Шрайнер был вне себя. Интересно, где проводила это время его провожатая Танечка? Шрайнер готов был поклясться, что она торчит в каком-нибудь из многочисленных отвратительно безалкогольных заведений, потягивает холодный сбитень, жует пирожок и безмозгло таращится в телевизор. Они читают хоть что-нибудь сейчас, эти русские? Пока он наблюдал только то, что они смотрят свой любимый «Телерос» каждую свободную секунду. Что это — деградация на фоне кажущегося благополучия? Русские были спокойными, неагрессивными, доброжелательными. Женщины на улицах ослепительно красивы. Представители мужского пола от подростков до пенсионеров сплошь спортивны, энергичны, подтянуты. Если бы Шрайнер не жил в России всего восемь лет назад, он поклялся бы, что русские были такими неестественно совершенными всегда — со времен Ивана Калиты. Но он еще не потерял память. Он помнил, каким рассадником болезни была эта страна. Он помнил бездомных, роющихся в мусорных баках, пьяное отребье, шляющееся по улицам, парней с квадратными головами, контролирующих продажу наркотиков в подворотнях… За восемь лет нельзя было населить страну другими людьми. Значит, переделали тех, что были.

Как это удалось сделать?

Шрайнер терял время. Он ковылял по Суздалю, стараясь не отстать от группы, он натирал себе новую мозоль новыми ботинками. И это вместо того, чтобы сидеть со старыми русскими друзьями, пить водку, закусывать, естественно солеными огурцами, вспоминать прошлое, задавать вопросы о настоящем, мечтать о будущем… Эта страна уже пришла в свое будущее. Было ли оно настолько совершенным, что другого уже быть не могло? Должно ли это будущее стать обязательной судьбой для всех остальных стран? Судя по разговору в МГУ — да.

Шрайнер был уверен, что большинство людей в мире с радостью согласились бы на такое будущее. И человечество приобрело бы с таким будущим очень многое. Сказка воплотилась бы в быль. Рай на земле — что может быть лучше?

Шрайнеру не нравилось такое будущее. Не нравилась ему эта сытая самодостаточность. Не нравились телевизоры, подглядывающие в сортире. А больше всего не нравилась некоторая эмоциональная притупленность, ставшая новой чертой обитателей этой страны. Трудно было представить, что незнакомый человек хлопнет его по плечу на улице или даст ему в морду в ресторане.

Все было слишком правильно.

— Таня, — сказал он. — Скажите, а кто такие чумники?

— Чумники?

Шрайнеру показалось, что Таня очнулась от сна, когда он задал свой вопрос. Повернулась к нему вполоборота, тонкие брови приподнялись удивленно. Розовый язычок пробежал по губам. Она была красива, конечно. Мила и необычайно соблазнительна. И отделена защитным экраном от чуждого мира, представленного мрачным и убогим типом по фамилии Шрайнер.