И она замычала, силясь что-то произнести, – у нее получилось нечто корявое, сиплое, но получилось!

И папа сразу же отвел Миру в лоротделение в этой же больнице, откуда и началось возвращение ей умения говорить.

Мира быстро восстановила голосовые способности и разговорные навыки и вот уже разыгрывала для маленькой Сонечки и ее соседей по палате целые небывалые представления. Сначала сама, бенефисом, а потом и с помощью кукол и подручных средств в виде реквизита, которые придумывала и сооружала сама.

Детки смеялись, радовались, хлопали в ладоши и требовали еще, и сами принимали участие в ее постановках, на время игры забывая о своей боли, об уколах, перевязках, процедурах и врачах.

Гораздо позже Мира узнала, что именно случилось с той наркоманкой – банальная на самом деле история для людей, находящихся в этой гибельной зависимости, и для того времени: торговец наркотиками подсунул той какую-то химическую отраву вместо героина.

Сева-танк где-то через год прислал домой к маме с дядь Мишей каких-то своих друзей передать Мире привет от «жениха». Мама испугалась страшно, но сообразила и сказала им, что дочь потеряла голос, перестав говорить, ее отправили лечиться в Европу и она осталась там жить и возвращаться в Россию не намерена.

Вроде как отстали, но через двенадцать лет сам Сева-танк вышел из тюрьмы и зашел к «невесте», напомнить о себе. Пока он ломился в дверь, оповещая весь подъезд о своих правах на Миру, дядь Миша вызвал наряд милиции, которые очень оперативно примчались, скрутили Севу и доходчиво объяснили ему новые реалии страны и какой именно номер у него теперь в ее реестре.

А бывшая компания Миры – кто загнулся от наркоты, кто разбился на спорткаре, подаренном крутым богатым папой, кто сидит на долгих сроках в колонии строгого режима, кого убили, некоторые из бывших подруг сгинули в пьянке и дешевой проституции. Всего двое осталось в живых. Пропали все.

Размышляя над той трагедией, Мира поняла, что провидение, или некий Высший разум, или сам Господь, специально привели ее к этой девушке и показали страшную реальность ее возможного будущего, куда она мчалась со всей силой и мощью литерного поезда, разрушая свою жизнь.

И пусть не от наркоты, так от алкоголя, при том стремительном разрушении своей личности, она вот так же когда-нибудь по-скотски, в грязи, крови и испражнениях сдохнет. Молодой и симпатичной. Без вариантов.

Только ей некому будет смотреть в глаза, как той наркоманке.

Так что не понятно: беда ли с ней тогда приключилась или великая благость? И все, что она творила, и все, что пережила, стало для Миры великим жизненным опытом, много чему научившим, показавшим, как есть, изнанку жизни и подарившим, как награду за понятый и правильно усвоенный урок, дар в виде уникального голоса и открывшейся мудрости.

Мира осталась в Екатеринбурге в папиной семье. Сонечка быстро шла на поправку, а Мира нашла в себе силы попросить прощения у родных за те горести, которые причинила за полтора года, и четко определилась, кем хочет стать в будущем. Правда, пришлось очень много заниматься, каторжно наверстывая школьную программу, которую катастрофически запустила, для чего папа нанял целый отряд репетиторов.

Жизнь переменилась таким странным образом, практически в один момент, перековав весь негативный, разрушительный опыт, приобретенный ею, во что-то созидательное: в знания, в понимание своего места в жизни, в способность мыслить, размышлять, подвергать сомнению, докапываться до истины, в умение видеть мир не в одной плоскости, а воспринимать объемно, во всем его многообразии.

Мира вздохнула глубоко, освобождаясь от воспоминаний, и выдохнула. Ого, сколько она прошагала-то, погрузившись в прошлое.

Ну его – было и было, что вспоминать и тревожить. Завтра вон запись аж в шесть утра – вот это засада так засада, а она тут про давно минувшее печалится.

Андрей не мог заснуть. Все ворочался, уговаривал себя, что надо отдыхать, думал о завтрашнем непростом дне, но сон не шел. Вспоминался детский праздник, и, вызывая улыбку, всплывали в памяти самые смешные, яркие моменты и эпизоды.

Он встал, прошел в кухню, включил ночной светильник, взял кружку, налил воды.

Эта Мира.

Сегодня она была в стильном платье, на каблуках, с салонной прической и с нанесенным очень умелым, еле заметным макияжем.

И была такая симпатичная, интересная, даже привлекательная. Не для его вкуса, а в общем и целом, так сказать: в мужском понимании привлекательная.

Наблюдая ее встречу с Петькой, Барташов сильно озадачился, в некотором роде даже испытал что-то вроде легкого шока. Он никак не ожидал, да и представить себе не мог, что его ребенок настолько привязан к какой-то совершенно чужой и малознакомой женщине. А она к нему.

Он видел выражение лица этой Миры, когда та прижала Петьку к себе, как закрыла глаза на несколько мгновений, переживая сильные эмоции. Он еще тогда подумал: «Так бы Элка его прижимала и любила». И сам поразился этой своей мысли.

Но совершенно очевидно было одно: эти двое испытывают друг к другу странную, не поддающуюся никакой логике и объяснениям сильную эмоциональную и душевную привязанность.

Казалось бы, это невозможно, но приходилось признать, что эта их привязанность – неоспоримый факт.

И Барташова признание этого факта несколько напрягло и заставило серьезно задуматься: а так ли это хорошо? И чем для Петьки обернется такая дружба? Вот выйдет эта Мира замуж, или уедет куда, или перестанет с ним общаться по каким-то иным причинам и мотивам, а ребенок будет страдать, переживать и печалиться? Так, что ли?

Нет, его ребенок страдать и переживать не будет! Хватит с него мамы с ее криком ненормальным.

Но что делать сейчас с этой Петькиной привязанностью, Барташов еще не решил.

Мира. Мира.

И имя такое странное. Он посмотрел в интернете – древнеславянское, обозначает «мир» и «лад». Ей идет вообще-то: коротко, емко и немного загадочно.

Надо честно признать: она очень интересная девушка и на самом деле довольно загадочная. Что у нее там, например, за нервное потрясение такое случилось, следствием которого потом стала мутация голоса?

Что такое она пережила?

И эта ее отстраненность.

Она приняла его извинения и предложенное им примирение, но была вежливо холодна с Барташовым, явно дистанцируясь, и держалась совсем не так, как при первом их знакомстве. Тогда она была гостеприимной хозяйкой, мудрой женщиной, искренне сочувствовавшей человеку, попавшему в трудные обстоятельства, и чистосердечно предложила помощь. Улыбчивой, ироничной и доброжелательной.

Ему было легко и как-то очень свободно и приятно с ней общаться. На самом деле приятно. И… наверное, светло, спокойно и весело, что ли.

А теперь она держит дистанцию и холодит на расстоянии.

И Барташов вдруг осознал, что его это по-настоящему задевает и он так не хочет. Ему нравилось, как было раньше, он ей даже доверял, что вообще выходило за рамки возможных допущений.