Что касается вероотступничества Наполеона в Египте, то все свои воззвания он начинал словами: «Нет бога, кроме бога, и Магомет его пророк». И тут невольно вспоминаются восточные поэмы Байрона. Восток и мусульманский фатализм были необычайно привлекательны для всех романтиков. Наполеон хотел расположить к себе жителей Египта. Он вполне основательно рассчитывал, что благочестивые и пророческие выражения повергнут в ужас значительную часть все еще суеверного египетского народа, а его собственную личность окружат ореолом неодолимого рока. «Вы не можете себе представить, — говорил он лорду Эбрингтону на острове Св. Елены, — сколь многого я добился в Египте тем, что сделал вид, будто перешел в их веру».

Произвести нужное впечатление, даже если для этого следует что-то сделать на грани дозволенного, — вот типичная черта любого Артиста. И Наполеон был таким Артистом. По этой причине его так тянуло к великому трагику Тальма, которому он даже собирался пожаловать орден Почетного легиона. Артист в Наполеоне, скорее всего, выражался в следующем типе поведения: чувствовать себя храбрым и обнаруживать это, встречать пули шуткой и вызовом, сменять благополучие на битву и битву на бал, веселиться и рисковать до крайних степеней, без задней мысли, без другой цели, как только получить ощущение момента, играть своими способностями, до крайности возбужденными соревнованием и опасностью, чтобы потом все поставить на карту и все проиграть в битве при Ватерлоо серому и скучному лорду Веллингтону. Это потеха, а не жизнь. Потеха заключалась для Наполеона в победах ради своего могущества, а для его молодых и пассионарных военачальников в делании карьеры, в приобретении чинов, в грабеже ради своего обогащения. С босыми ногами, в рубище, с четырьмя унциями хлеба на сутки, с жалованьем ассигнациями, которых не принимают на рынке, офицеры и солдаты хотят, прежде всего, выйти из нищенского положения. Прибавьте к этому потребность развернуться, порыв и избыток молодости, ибо главный состав армии — молодежь, которая смотрит на жизнь с точки зрения галла или француза как на удовольствие или как на дуэль. И вот готовый культ императора-победителя, за которым хоть в ад. И Наполеон цинично заявлял о своих солдатах: «Им нужна слава, удовлетворение тщеславия; что касается до свободы, то они в ней ничего не смыслят. Взгляните на армию! успехи, только что полученные в Италии, уже вернули французскому солдату его обычный характер. Я для них все».

Другой ведущей чертой романтической личности является желание манипулировать окружающими. И это уже не Артист, а Контролер. Иметь власть и влияние для такого типа личности крайне необходимо. В Египте Наполеон очень многое сумел открыть в своей личности. Там, в Африке, неограниченный властелин, вне всякого контроля, в борьбе с низшей расой, он действует как султан и привыкает быть им. Тут он окончательно утвердился в решении не стесняться впредь с человечностью. «Я — главное совершенно разочаровался в Руссо, — говорил он впоследствии, — с тех пор как побывал на Востоке: дикарь та же собака», и цивилизованный человек, если с него снять налет культуры, становится тем же дикарем; когда ум грубеет, то ярко выступают наружу первобытные инстинкты. Как один, так и другой нуждаются в хозяине, в волшебнике, который бы порабощал их воображение, держал их в повиновении, не позволял бы им без должного повода кусаться, сажал их на цепь, заботился об них и водил их на охоту: повиновение их удел; они не заслуживают ничего лучшего и не имеют права ни на что иное.

Став консулом, а затем императором, Наполеон широко применял на практике свою теорию, и под его управлением опыт ежедневно подкреплял теорию новыми доказательствами. По его мановению все французы распростерлись перед ним ниц с полной покорностью и застыли так, словно это было их естественным состоянием; все маленькие люди — крестьяне и солдаты повиновались ему с животной преданностью, а все значительные люди — сановники и чиновники с византийской раболепностью.

Посмотрим внимательно на каждодневный график работы Императора. Вот оно, воплощение стремления к абсолютному контролю. Поднявшись с рассветом, в халате, он просматривает личную корреспонденцию и газеты, принимая во время утреннего туалета врача, архитекторов или своего библиотекаря; пока он лежит в ванне, ему читают срочные депеши. Он одевается, покидает свои апартаменты в 9 часов, принимает офицеров, членов своей семьи или сановников. Он завтракает в 9.30, но далеко не всегда, так как затягивающиеся аудиенции нередко позволяют ему выйти к столу только к 11 часам. Ему жалко тратить время на еду, и он разделывается с этой неприятной обязанностью за 7–8 минут. Но эту короткую паузу он использует для того, чтобы принять артистов или ученых и назадавать им кучу вопросов.

После короткого отдыха в апартаментах императрицы он отправляется в свой кабинет и погружается в работу, то есть в управление империей, которая занимает половину Европы и насчитывает 83 миллиона жителей. В соседнем топографическом кабинете разостланы карты, планы, схемы и статистические таблицы, они, в случае нужды, у него всегда под рукой. Он бросает шляпу и шпагу на кресло и, расхаживая взад и вперед, диктует секретарю. Его тексты носят отпечаток этой нервной ходьбы: фраза прекрасно построена, но проста, так как его внимание занимают лишь идеи. В то время как секретарь начисто переписывает этот словесный поток, чтобы превратить его в текст депеш, Наполеон открывает присланные ему министерские досье и читает их, не пропуская ни одной детали, постоянно требуя комментариев, испещряя пометками почти все документы. Какой еще монарх с такой тщательностью изучал столько деталей! От него ничто не ускользнет. Он скрупулезен в том, что касается императорского бюджета… «Получено 44 800, израсходовано 39 800, остаток 5000, плюс 15 000 поступлений в марте, который кончается, итого 20 000. 30 марта. Н.».

Когда он, наконец, садится за обед на короткую четверть часа, он успевает дать указания гофмаршалу, прочесть срочные депеши или послушать выдержки из прессы. После кофе он возвращается в кабинет, оставляя Жозефине заботу о гостях, и вновь принимается за диктовку или чтение. Улегшись в 10 часов, он поднимается среди ночи, читает докладные, а главное — изучает в деталях армейские дела, откладывая в своей памяти передвижение полков, этапы трудного марша, число батарей, следит за ежедневным состоянием казны и финансов. Часто будит секретаря, и диктовки возобновляются… (Бен Вейдер, «Блистательный Бонапарт»).

Вот почему все, кто приближался к Наполеону, должны были отказаться от собственной воли и превратиться в простое оружие управления. «Этот ужасный человек, — говаривал часто Декре, — поработил всех нас, он крепко держит в своей руке все наши стремления, а эта рука попеременно бывает то бархатной, то стальной и никогда нельзя заранее знать, какою она будет в данный день, так же как невозможно было ускользнуть от нее — она никогда не выпускала того, что ей удавалось захватить».

Паразитировать на других ради своих корыстных целей — вот, что является главным для подобных людей романтического склада. Именно по этой причине романтической личности свойственен не просто эгоизм, а эгоцентризм.

Желание не оказаться на периферии политической борьбы, не быть забытым в далекой африканской провинции заставили будущего императора предать свою армию и бежать из Египта. Бегство из Египта и оставление своей армии — это, бесспорно, говорило о необычайном эгоцентризме Бонапарта. Получив известия о поражениях французских войск, о потере Италии, об анархии и недовольстве внутри страны, Наполеон из этой печальной картины сделал вывод, что Директория не может удержаться. Для него настал шанс самому взять власть или, как он сам выражался, «поднять корону из грязи», или еще одно его меткое выражение: «груша созрела» — ее надо сорвать. Для романтиков Наполеон станет живым воплощением романтической воли, воли возвышенной личности, которая по своему желанию, исходя исключительно из собственного волюнтаризма, способна изменить мир и ход истории. Романтическая эстетика именно в поступках Наполеона увидит реальное воплощение их самых странных фантазий. Бесспорно, когда Наполеон высадился во Франции, он не знал, как к нему отнесутся, и пока лионцы не оказали ему восторженного приема, можно было сомневаться в том, что явится наградой его отваги: трон или эшафот. Как только стало известно, что он возвратился, Директория отдала Фуше, тогда министру полиции, приказ о его аресте. Прославленный предатель ответил: «Не такой он человек, чтобы дать себя арестовать, и не я буду тем человеком, который его арестует». Сейчас модно говорить о харизме того или иного политического лидера. Так вот, харизма Наполеона, судя по этой фразе его врага, буквально зашкаливала, а то, что восторженная публика готова была ему простить и откровенное предательство, и жестокость, и убийство своих больных и раненых, — все это говорит лишь о том, что романтическое мышление, как ядовитый газ, уже насквозь пропитало сознание современников, что явный государственный преступник стал в один момент героем и всеобщим любимцем. Все были готовы жить по закону «диалектики добра и зла», закону, который обладал особым очарованием для людей, читавших роман Казота «Влюбленный дьявол». И если Романтизм — это действительно грандиозный, космический бунт против основ христианского мироздания, то Наполеон не случайно ассоциировался аристократическим обществом, для которого он представлял смертельную угрозу, с антихристом. С 1804 по 1815 год он убил 1 700 000 французов, рожденных в пределах старой Франции, к ним следует прибавить приблизительно два миллиона людей, рожденных вне Франции и убитых, благодаря ему, либо в качестве его союзников, либо в качестве врагов.