– Все архитекторы придут, бабушка, – сказала Элисон. Ей нравилось дразнить старушку, при том что она точно знала, о ком та говорит. С эксцентричным дядей Макса, Николасом, ее бабушка и дедушка давно были знакомы, но, похоже, не особо дружили.

Когда они проводили время вместе, то всегда о чем-нибудь спорили – но в детали никто никогда не вдавался.

– Если он собирается прийти, то я спускаться не буду!

– Бабушка, ну спустись вниз. Папа приготовит баранину. И еще будет пирог.

Повисла пауза.

– Тыквенный?

– Да, тыквенный, – подтвердила Элисон.

– Ну тогда ладно, – как и всегда, бабушка снова согласилась.

Позже тем же вечером Элисон снова подняла эту тему.

– Когда вы познакомились? Должно быть, задолго до того, как папа родился, – спросила она, пока бабушка доедала второй кусок пирога.

– Невежливо спрашивать леди о ее прошлом, – чинно ответила бабушка.

– Ох, опять вы со своими «женскими» штучками, – вмешался дядя Николас. Со странной улыбкой на лице он разглядывал детей. У дяди были длинные растрепанные седые волосы и добрые голубые глаза, а его руки загрубели от долгих лет, проведенных за строительством. Он всегда нравился Элисон.

– Задай ей любой вопрос, на который она не хочет отвечать, и в ответ услышишь, что невежливо спрашивать о таком у леди. Всегда срабатывает.

Бабушка Дия выглядела так, будто собиралась его ударить.

– Неправда. А распускать слухи о даме тоже невежливо.

Все засмеялись. Бабушка покраснела еще больше и промокнула лицо салфеткой.

– Мы с твоим дядей вместе ходили в школу, – сказала она, обращаясь прямо к Максу, как будто Николаса не было. – У нас была парочка общих друзей. Именно он познакомил меня с твоим дедушкой.

На последних словах бабушка перевела взгляд на Элисон.

– За что, признаюсь, я благодарна. Но моим любимчиком он никогда не был.

– Мы заключили соглашение, – подхватил Николас, подмигнув. – Есть тайны, о которых никто не должен узнать.

– Что я только что говорила о слухах? – вмешалась бабушка. – Не нужно забивать детям головы подобными идеями.

– Я мог бы рассказать им правду, – поддразнил дядя. – Тогда бы детям не пришлось мучиться вопросами.

– Ты обещал, – строго заметила бабушка.

Она с трудом поднялась с места, повернулась к Николасу спиной и вежливо попрощалась с остальными членами семьи Макса. Потом Дия взяла свою трость и, бросив острый взгляд на дядю, тяжело поковыляла из комнаты. Все сидели в гостиной и слушали, как она медленно поднимается по лестнице на чердак.

– Твоя бабушка такую обиду затаила, ты не поверишь, – сказал Николас, глядя ей вслед. На его лице играла улыбка.

Макс и Элисон, конечно же, мучились множеством вопросов. Неужели Николас и Дия когда-то были влюблены друг в друга? Или он бросил ее одну у алтаря? А может они на самом деле родственники и держат это в тайне?

Дети пытались понять, кем бы приходились друг другу, если бы дядя Макса и бабушка Элисон поженились, но это было слишком запутанно.

– Не обязательно дело должно касаться любви, – задумчиво произнес Макс. – Может быть в школе разразился скандал из-за списывания, и она его прикрыла. Или бабушка порвала его чертежи, а потом дядя отомстил и побрил всех ее овец.

– Наверное, мы никогда не узнаем правды. Но я уверена, что когда-то они были лучшими друзьями, – сказала Элисон. Точно такое же веселье, как на лице Николаса, она замечала и у Макса, когда он выводил Элисон из себя просто ради забавы.

Элисон покачала головой, избавляясь от нахлынувших воспоминаний, и подошла к Максу. Он сидел на мосту в главном зале, свесив с него ноги и угрюмо болтая ими над лавой. Элисон подавила свое нетерпение и села рядом с ним. В ее голове промелькнула мысль, не спадут ли с них ботинки и не сгорят ли в текущей внизу лаве, но это, возможно, было наименьшей из их проблем.

– Когда он исчез? – спросила Элисон.

– За пару недель до того, как взорвался твой дом на дереве, – с тоской в голосе ответил Макс.

– Пару недель, – задумчиво повторила она. – Имеешь в виду, когда ты чуть не утонул?

Макс поморщился.

– Да.

– Не могу поверить, что ты с самого начала знал, кого мы ищем, и не сказал мне. И почему здесь нет остальных членов вашей семьи, если он пропал? Почему ты должен справляться с этим один?

Макс вздохнул и опустил голову.

– Знаешь, ты была права. Дядя – ужасный чародей. Но ведь это было его хобби. Больше всего на свете он любил заниматься зачаровыванием.

– Я не… – начала Элисон, но Макс продолжил говорить.

– Я хотел, чтобы он научил и меня, но дядя не разделял моего желания, а мама вообще была очень против. Он сказал, что лучше изучать архитектуру.

– Значит, ты сбежал, чтобы Николас мог тебя обучить, – сказала Элисон. Макс такой предсказуемый.

– Ага. Хотя, он не разрешил мне ничего попробовать. Ну и однажды ночью я ворвался в его дом в лесу и попробовал испытать один из зачарованных им шлемов.

– И чуть не утонул! – воскликнула Элисон, понимая, что к чему.

Макс кивнул.

– Я думал, на нем наложены чары дыхания под водой. Вместо этого шлем начал тянул меня на дно, а снять его не получалось. Я едва выжил, а они все думали, что умер. И когда я вернулся домой, Николаса уже там не было. Мама сказала, что он… ушел.

Голос Макса на мгновение дрогнул, но он продолжил говорить.

– Я снова отправился к нему домой и обнаружил там вот это. Пытался найти как можно больше его дневников, но большинство из них были уничтожены. Я хотел вернуть Николаса. А потом твоя семья, ну, знаешь… И ты переехала жить к нам, а мама не позволяла мне упоминать о нем, даже когда я рассказал ей о доме в лесу.

– Почему ты просто не рассказал мне обо всем? – спросила Элисон.

– Что звучит интереснее: «Я нашел дневник таинственного чародея, давай раскроем его тайну» или «Моя мама прогнала дядю после того, как я взял его шлем и чуть не умер, давай посмотрим, что еще он пытался изобрести»? – Макс смущенно опустил голову. – И я боялся, что ты все расскажешь моей маме.

– Но ты не подумал, что я расскажу ей о том, как мы последуем плану какого-то неизвестного автора, которому слишком нравились паучьи глаза? – Элисон вздохнула. – Ты мог бы довериться мне, Макс.

– Да… Я даже не знаю, вернется ли он с нами, когда мы его найдем. Или позволит ли мама ему вернуться. Она все еще очень злится.