Этот печально известный разведывательный поход двух нойонов закрепил за монголами репутацию свирепых и кровожадных убийц не только в тех регионах, через которые проходили армии Чингисидов, но и в соседних странах и империях. Даже в промозглых королевских дворцах Северной Европы рассказы о злодеяниях татар внушали страх и благоговение. Но страшная репутация отчасти создавалась преднамеренно. Разумеется, монголы сделали немало, чтобы заслужить столь недобрую славу, но рассказы о них многим обязаны искусству рассказчиков и приукрашиваниям при передаче из уст в уста. Так, несмотря на то что при первом контакте с монголами Казвин был сильно разрушен, как писал один из знаменитых сынов этого города Зайн аль-Дин Мустафи: «затем к городу Казвин быстрый словно тигр пришел Субэдэй… тогда он был наполнен горем и ранами языческое всесожжение» [1], город стал излюбленным местом чингисидской элиты, подарив государству Хулагуидов некоторых из самых влиятельных его министров и чиновников.

Два нойона продолжили свой неодолимый марш к северу через иссеченный горами Кавказ, раскалывающийся у Дербента, библейского барьера, сдерживающего Гога и Магога [2], на открытые равнины за его пределами. Они встретили и разгромили тюрок-куман из половецких (кипчакских) степей и армии Руси. В Новгородской летописи впечатление от их появления в 1224 году метко выражено несколькими словами потрясенного свидетеля:

Их армия должна была встретиться с главными монгольскими силами в Хорезме, предоставив другим закрепить приобретения этого похода. За два коротких года Джэбэ и Субэдэй расширили зону влияния великого хана до границ Восточной Европы и центральных районов мусульманского мира. Рассказы об ужасах, героизме, хитрости и храбрости, которые сопутствовали этому эпическому путешествию, заполнили страницы стольких хроник на почти столь же большом числе языков, что их невозможно здесь даже перечислить. Около 30 000 русских воинов при поддержке половцев, несмотря на численное превосходство, не могли составить конкуренцию дисциплинированным и многоопытным войскам Чингисидов.

Особого упоминания заслуживает, однако, знаменитая битва 1223 года на Калке [3]. Монголы проявили в ней большое тактическое мастерство, использовав классическую монгольскую уловку. Им удалось разъединить половцев (куманов, кипчаков) и русских князей, разгромив их войска. После того как остатки побежденного киевского войска сдались монголам, поверх накрепко связанных русских военачальников установили тяжелую деревянную платформу. Пока радостные монгольские военачальники отмечали свою нелегкую победу, их беспомощные враги, в знак признания их царственного статуса, погибли медленной и ужасной смертью.

Победоносные полководцы соединились с основными силами Чингисидов в 1223 году, в степях к востоку от реки Сырдарья, заслужив благодарность и восхищение Чингисхана. Джэбэ умер, не дождавшись полного вознаграждения, которое досталось его товарищу Субэдэй-нойону. Субэдэй вернулся на запад, чтобы закрепить результаты предыдущих завоеваний. Он создал секретную армию осведомителей и шпионов, которые предоставляли столь необходимые Чингисидам разведданные. Разведывательный поход Джэбэ и Субэдэя по Каспию и Южнорусским степям считается самым длинным кавалерийским маршем в истории, в ходе которого монгольские войска проскакали верхом около 8500 километров за три года и выиграли, вероятно, более двенадцати крупных сражений против превосходящих по численности сил. Они открыли степной коридор, к завоеванию которого Чингисиды теперь могли подготовиться. Для сбора сил перед походом был назначен очередной курултай.

Хан Угэдэй (1186–1241) поставил Субэдэя руководить войсками под командованием своего племянника Бату и поручил ему подчинить западные степные владения половецких ханов. Субэдэй располагал опытом и знаниями, а участие юного Бату придавало им статус, необходимый для подобной миссии. С ханом Бату (Батыем), который унаследовавал мантию своего отца Джучи (ум. 1227), отправились в путь представители всей империи, включая Гуюка и Годана, сыновей нового чингисидского императора. Потомки Чагатая (Чагатаиды) были представлены князьями Бари и Байдаром, а потомки Толуя – Мункэ и Бучеком.

ЗАПАДНЫЙ ПОХОД

В 1236 году Россия была землей лесов, болот, степей и равнин, населенных на востоке тюркоязычными племенами, кочевыми и полукочевыми. Ввиду суровых климатических условий, огромных расстояний между городскими центрами и почти полного отсутствия исправных дорог защита этой страны была непростым делом.

Летом имевшиеся дороги едва ли можно было использовать из-за гигантских рытвин, а зимой мало кто (кроме монголов) осмелился бы на путешествие по этой земле. Хазары, булгары, печенеги[155] и конечно же половцы, также известные как кипчаки или куманы, жили в хрупком мире с русскими соседями, а тактический союз половцев и Руси навлек беду на всех. Кровавый прием, который оказали в 1222 году на Руси элчи (послам) Чингисидов, предопределил их судьбу. Русь в то время не была единой и представляла собой скорее совокупность слабых и часто конфликтовавших друг с другом феодальных княжеств. Тактика Чингисидов заключалась в том, чтобы нападать на каждое княжество по отдельности и использовать элемент неожиданности для достижения максимального и быстрого эффекта. Отсюда и знаменитая цитата, описывающая захватчиков в Новгородской летописи.

Разграбление Суздаля ханом Бату в 1238 году. Монгольское вторжение в Россию. Миниатюра из летописи XVI века

Булгар был разграблен в 1237 году, тюркоязычных башкир привели к подчинению, а к 1239 году крах сопротивления кипчаков и куманов в Половецкой (Кипчакской) степи вызвал наплыв беженцев на оседлые земли Руси, Венгрии и Латинской империи. Киев пал зимой 1240 года после того, как киевский князь Михаил бежал в Венгрию, а оттуда – в Силезию. Хан Мункэ, которому было поручено захватить Киев, обратился к боярину Дмитру с предложением добровольно сдаться и уберечь от штурма столь великолепный город, но в ответ боярин убил посла-элчи Мункэ, чем и определил его судьбу. Шесть лет спустя папский посланник Плано Карпини проезжал через этот город, «сведенный почти ни на что: едва существует там двести домов»[156], и зафиксировал трагическую и необязательную потерю княжеского и митрополичьего престолов Руси. По мере того как все больше городов и княжеств сдавались монголам, Батый заметил, что большинство свергнутых князей бежали в Венгрию[157], которая уже приняла беглых половцев и теперь неизбежно привлекала внимание монгольского хана.