После краха режима хорезмшаха Иран был, по сути, предоставлен самому себе. Чингисхан послал двух нойонов, Джэбэ и Субэдэя, в разведывательный поход вокруг Каспийского моря, и уже в самом его начале они учинили страшные разрушения в северных районах Ирана. Приводятся различные цифры: только в Герате, по одним источникам, было убито 2 млн 400 тыс. человек [32], а по более скромным оценкам – 1 млн 600 тыс. [33], в Нишапуре – 1 млн 747 тыс. [34].

Цифры, очевидно, преувеличены; они отражают болезненность нападений и само восприятие жертвами неумолимых волн насилия и разрушений, чинимых дисциплинированными рядами мощнейшей армии. Другие войска, почуяв победу, сразу превратились бы в пьяную толпу насильников и грабителей. Но воины Чингисидов держали строй до самого конца, пока не получали обратный приказ. Собранная добыча распределялась централизованно, тщательно исследовались выгоды, которые можно было извлечь из населения.

Кембриджский историк Чарльз Мелвилль [35], изучив источники и сравнив их с данными хроник о других средневековых конфликтах, не нашел никаких доказательств того, что монголы были более разрушительной или смертоносной армией, чем любые другие армии того времени. Что отличало их от других воинов, так это дисциплинированность и целеустремленность. Тем не менее массовые убийства, совершенные ими в Северном Иране, закрепили за ними славу жестоких варваров.

Ибн аль-Асир – автор обличительных выпадов против армии Чингисидов. Их набеги якобы были столь ужасны, что он предпочел бы вовсе не рождаться на свет. На самом деле Ибн аль-Асир никогда не видел монголов, его рассказ основан исключительно на слухах. Однако именно эти неприглядные описания составляют основу популярного образа татарской армии.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Сведения о последних годах Чингисхана сохранились благодаря его настойчивым поискам эликсира жизни. Он услышал историю о некоем святом с Востока, который обладал секретом вечной жизни, и не преминул призвать ко двору этого человека, даосского мудреца Чанчуня. Чанчунь рассказал, что знает секрет вечной жизни, но не земной, а духовной, и Чингисхан в конце концов примирился с этим. Ученик Чанчуня вел дневник их путешествия по Азии и Туркестану для встречи с Чингисханом и составил труд о жизни в тех землях, недавно завоеванных монголами, где рассказал о своих встречах с великим ханом.

Чингисхан решил вернуться в Монголию, чтобы встретить смерть на родине, но до своей кончины еще хотел отомстить тангутам, первому народу за пределами степи, которых он завоевал 20 лет назад. Тангуты не отправили ему обещанных подкреплений для похода на запад, и за это предательство он решил истребить их. Высказывалось мнение о том, что эта операция монголов является первым зарегистрированным актом преднамеренного геноцида в писаной истории[151].

Чингисхан умер в 1227 году после падения с лошади, прежде чем смог лично умертвить правителя тангутов, хотя вскоре его убил кто-то другой. Место погребения Чингисхана держалось в секрете, который тщательно охранялся, и до сих пор его так и не нашли. Рашид ад-Дин утверждает, что все те, кто принимал участие в захоронении, впоследствии были убиты, чтобы сохранить место в тайне, но в других источниках эта история не приводится.

С падением хорезмшаха Чингисхан установил свою власть во всей Азии и заложил основы глобальной, мультикультурной империи, навсегда изменившей мир. Говорят, из одного только Самарканда на восток увели 100 000 торговцев и ремесленников плюс неизвестное количество женщин и детей, которым предназначалась роль домашней прислуги. Такие перемещения населения, принудительные вначале, но чуть позже и добровольные, имели место на протяжении всего периода господства Чингисидов, представляя собой одни из крупнейших миграций в истории. В 1206 году, объединив монгольские племена, Чингисхан вышел из степи, поглотил тангутов, безвозвратно подорвал господство чжурчжэней в Северном Китае, а затем вскрыл блеф хорезмшаха и оставил в руинах его царство – ворота в мусульманский мир. Тем самым он проторил путь для революции Чингисидов, которая изменила всю ойкумену. Он стремился не завоевывать и уничтожать, а овладевать и преобразовывать. Жестокость и несправедливость наполняли его ранние годы, и он искал лучшего для своих потомков, которые будут носить «тканные золотом одежды», вкушать роскошные яства, седлать лучших коней и наслаждаться самыми соблазнительными искушениями империи[152].

Семена, из которых выросла впоследствии организация Монгольской империи, были посеяны в начале западной кампании. В то время приказ выследить опального беглеца, когда-то могущественного хорезмшаха Ала ад-Дин Мухаммеда, и привезти его ко двору заклятого врага – Чингисхана, у которого он мог бы попросить быстрой, а не медленной смерти, не привлек особого внимания. Приказ захватить хорезмшаха заключал в себе дополнительную миссию – разведывательный поход по Северному Ирану и Кавказу. Беглец оказался неуловимым и не желал встретить лицом к лицу свою неизбежную судьбу. Поэтому два военачальника, которым была поручена эта задача, а именно Джэбэ, освободитель мусульман Восточного Туркестана, и Субэдэй, гроза меркитов, вместо того чтобы тратить время на выслеживание чахнущего от болезни беглеца, попросили разрешение оставить поиски умирающего хорезмшаха и сосредоточиться на подчинении Азербайджана, Кавказа и Дагестана.

Тем не менее решение преследовать опозоренного беглеца «копытами татарских коней» и перенести разрушения, вызванные предательством хорезмшаха, за пределы Туркестана прямо в центральные районы Северного Ирана и города в оазисах североиранского плато имело непредвиденные последствия, которые не утихали еще почти 200 лет. Значение ставшего печально известным разведывательного похода было двояким. Во-первых, он закрепил за монголами репутацию непобедимых машин для убийства на мировом, а не на местном уровне. Во-вторых, предоставил множество поводов для будущих конфликтов, универсальный предлог для начала любых боевых действий, поскольку покоренные войсками Чингисидов земли Северного Ирана, где «касалось земли копыто татарского коня»[153], сразу стали частью империи, а значит, могли быть переданы во владение князю из рода Чингисидов, что породит трудности, которые станут очевидными не сразу.