Тут везде была Скандинавия: нашли себе теплое местечко на шарике варяги-викинги, определились наконец, губа не дура…

Он пытался повернуть рычажок в голове и поглядеть на произошедшее с юмором — у него же был юмор когда-то! Но с юмором не получалось.

А получалось, что он чудовищными усилиями разгреб себе две недели отпуска — и с дикой нервотрепкой приперся через полземли на экватор, чтобы чапать по грязноватому песчанику, образовавшемуся на месте лазоревой волны из рекламы «Баунти», смотреть на пьяных шведок и жрать в одиночестве салат, который гораздо лучше готовят в Спиридоньевском переулке.

И при этом его кусают москиты! Потому что бандану он, кретин, купил, а средство от комаров — не купил!

Шведки вдруг громко рассмеялись: одна высоко-тоненько, другая — взлаивая густым контральто. Получилось, что над ним.

Надо успокоиться, велел себе Песоцкий.

Велеть-то велел, да только не умел этого: когда отпускало его, тогда и отпускало. Йога, прокачивание энергии по чакрам… Сколько раз брался он обучиться этим восточным премудростям, и всякий раз дело кончалось тем, что Песоцкий чуть не убивал учителей: темперамент в нем жил отцовский. А академик, помимо прочих физических достижений, прославился в мире советской науки тем, что однажды запустил в голову наглого балбеса — в третий ряд большой аудитории физфака — однотомником «Физический практикум» под редакцией Ивероновой. И попал, что было предметом семейной гордости!

Только один рецепт самоуспокоения оказался по силам Песоцкому-сыну: втягивание ануса. Туда-сюда его, туда-сюда. Не то чтобы помогало, но хоть отвлекало немного.

За разделкой рыбы, на двадцать первом втягивании, он как-то отстраненно вспомнил про девушку Леру, подумав без особого надрыва, что вряд ли сидит она сейчас Аленушкой на тайском камне, капая горюч-слезами на молчащий мобильник. Будемте реалистами, Леонард Сергеевич! Честная девушка не дождалась звонка — и подняла свои блядские расставленные глаза на окружающий мир, полный «папиков».

Ладно, подумал Песоцкий, бог даст день, бог даст пищу. В Москве найдем, трахнем со службой безопасности. Теперь уже он хохотнул в голос, и шведки из-за соседнего столика с интересом глянули на подернутого первой сединой красавца, дожимающего в одиночестве бутылку «шабли» и смеющегося в пространство. Ну и хрен с ними, подумал Песоцкий. Хрен с ними со всеми, включая Леру.

Хуже было с ноутбуком — это он вдруг понял с ясностью человека, прочищенного по всем чакрам полулитром «шабли». Хуже было с тем, что в ноутбуке, и не про кино речь… Воспоминание об этом сделало резиновым вкус запеченной барракуды.

Кроме Леры, рассчитывал он позвонить отсюда еще в одно место. Место называлось «оффшор» и располагалось… — да неважно, где располагалось! Оффшор — это география и есть.

Двуглавая федеральная птичка зорко глядела по сторонам, но земля была круглая, и за поворотом птичка не видела — правда, в иных случаях и не хотела. Именно там, за поворотом, г-жа Зуева и зарегистрировала много лет назад некоторые особо нежные Ltd. — на свое имя, разумеется. «Лёнь, тебе это надо — светиться?»

Лёне было не надо — он в те годы не интересовался бухгалтерией, да и отец был жив, с его старорежимными представлениями о чести. А суммы пошли хорошие, очень хорошие пошли суммы, особенно с тех пор, как Песоцкий начал ужинать в закрытых клубах со стратегами из Администрации…

Свежие мозги Леонарда на Старой площади оценили, и было за что. Он легко перевязывал узелки политических сюжетов, он дарил точные образы и с тихим удовольствием встречал их потом в президентских импровизациях. Юридически все это называлось «консультирование», а консалтинговая фирма удачно располагалась в теплых безналоговых краях.

Там же с некоторых пор обитали и еще несколько фирм г-жи Зуевой — в частности, та, которая оказывала имиджевые услуги одной российской алюминиевой компании и, чтобы никому не было обидно, одной нефтяной.

В глаза в тех компаниях никто не видел ни Зуевой, ни Песоцкого: это было кремлевским оброком. За поворот шарика давно капало крупными каплями, но — кому капало? Песоцкий заполнял какие-то карточки, привезенные рептилией из дальних странствий, и вроде было там про «совместное пользование» — но подробности, черт их возьми, подробности?.. Твердо помнил он только контрольный вопрос анкеты — «девичья фамилия матери».

Эдельштейн.

Анна Абрамовна Эдельштейн. Справа от входа, четвертый участок, второй ряд…

Мама пожалела бы его сейчас. Она всегда находила поводы для жалости. Он был везунчик, отличник и красавец, а она, бывало, отловит его у дверей, обнимет, и гладит по спине, и вздыхает… Как будто видела вглубь его жизни. Или она видела вглубь своей? — ей оставалось совсем чуть-чуть.

Песоцкий налил до края и быстро выпил. Не «шабли» бы нужно сейчас, ох не «шабли»!

Он пять раз втянул-вытянул анус. Ни черта это не помогло.

Он встал и вышел походить по песку. Лодки тупо стояли на песчанике, и наверху было неправдоподобно звездно — просто планетарий! Планетарий, портрет Кеплера, восьмой класс, троллейбус «Б»… К черту! Нет планетария, и мамы нет, а есть Зуева, и этот дурацкий берег без моря, и стыдноватые деньги, лежащие у черта на куличках.

Если это еще его деньги.

Его вроде бы не слушали, но береженого бог бережет, и звонить в оффшор Песоцкий собирался, конечно, не с мобильного… Но — куда звонить? «Сим-сим» той безналоговой пещеры тоже был в ноутбуке!

И еще одна заноза торчала в этом месте — и очень болела, когда он вспоминал о ней, — но об этом Песоцкий точно не хотел думать на ночь глядя. Нет уж, хватит на сегодня! Последний глоток «шабли», чашка зеленого чаю — и в бунгало, спать.

Хоть завтра-то к вечеру чемодан привезут?

Нет, все-таки это смешно, смешно…

Он хорошо выспался. Никаких муторных сюжетов, никакой тревоги и вины в мозжечке. Проснулся и лежал, глядя в светлый потолок, — здоровый, совсем не старый мужчина, предназначенный для жизни, свободный от любви и от плакатов.

Стараясь не расплескать это целебное ощущение, он мягко и подробно, без резких движений прошел весь утренний курс: отстоялся под контрастным душем, расчесал пятерней волосы… Даже жвачка нашлась в кармане джинсов, вместо зубной пасты. Забыл купить пасту, дурак с банданой!

Он рассмеялся и вышел на веранду. Черная аккуратная птица с желтым клювом порхнула с перил, с веранды соседнего бунгало кивнула женщина, в ногах у нее старательно ползал ребенок. За мохнатой пальмой поблескивало море, как будто никуда и не отлучалось. Жить можно, твердо решил Песоцкий. Можно!

Он накинул майку и пошел на завтрак.

Арбузные куски надо брать с умом — из середки, чуть прелые, там самый сок. Манго — совсем немного, а то будет приторно. Хлеб следует прокрутить в тостере два раза, чтобы положенный сверху сдвоенный пластик сыра чуть расплавился и втек в поры. Всему вас учить.