– Вот это дело! – радуется Браим.

Укладывая припасы в багажник, Валентин забирает клюшку для гольфа и в машине украдкой сует ее между дверцей и задним сиденьем. Это замечает только Лили. Она смотрит одобрительно, хотя во взгляде ее еще сквозит страх, и тут же протягивает по пакету чипсов Браиму и Саре как ни в чём не бывало.

Ч – 191

Сара хватает пакет чипсов.

Голод не отпускает ее. Она косится на багажник, думая, как бы ей получить побольше еды, чтобы остальные этого не заметили. Она бы и рада мыслить категориями дележки и взаимопомощи, как они, но это сильнее ее, это что-то бессознательное. Когда Сару мучит тревога, она копит. Вещи, людей, внимание, пищу. Готова даже украсть и уж тем более обделить окружающих.

Она вытирает пальцы о джинсы и смотрит на экран телефона. Никаких вестей от ее команды. В последнем сообщении она написала, что задерживается и опоздает, но ответа не получила. Впрочем, при таких пробках говорить об опоздании уже бессмысленно. Опоздают все.

Ладони Сары скользнули под одеяло, укутывающее дрон у нее на коленях. Она гладит знакомые изгибы, играет с лопастями.

– Можно посмотреть? – спрашивает Валентин, просунув голову между передними сиденьями.

– Конечно.

Сара развязывает шнурок, разворачивает одеяло.

– Выглядит мило! – улыбается Валентин.

Блестящий металл и белый пластик, закругленные формы – ее дрон и вправду выглядит дружелюбно, в нем есть что-то детское и одновременно футуристическое.

– Валентин, AEVE3.2. AEVE3.2, Валентин.

– Очень приятно. А что значит AEVE?

– Это акроним. AErial Video Evaluator.

– И как он работает?

– Летает на несущих винтах, вот они, как вертолет в миниатюре. Оснащен тремя камерами, инфракрасным детектором и различными датчиками, чтобы определять повреждения и находить выживших.

Сара улыбается, видя, как заблестели глаза Валентина. Он похож на мальчишку перед новой игрушкой.

– Хочешь тест-драйв? – предлагает она.

– А то!

Порывшись в стоящем под ногами рюкзаке, она достает планшет, запускает контрольный интерфейс. Лопасти AEVE у нее на коленях приходят в движение, и дрон взлетает. Он поднимается сначала на несколько сантиметров и вот уже парит над ее головой, всё выше и выше, до сотни метров. На экране планшета Сара показывает три видео, снятые бортовыми камерами.

Между нежно-зелеными полями и шелестящим листвой лесом линия шоссе блестит от множества машин.

Пробки насколько хватает глаз.

Ч – 189

Браим включает навигатор, встроенный в приборный щиток. Национальная автострада на всей протяженности светится красным. Скоростное шоссе, которое они объехали, закрашено черным. Карты, наверно, не обновлялись последние несколько часов. Потому что их шоссе тоже заслуживает черного цвета. Браим увеличивает масштаб, прикидывает расстояние, которое осталось преодолеть. Такими темпами им понадобится два или три дня, не меньше, чтобы добраться до дома родителей Лили-Анн.

Беда еще в том, что всё больше людей бросают свои машины. Пока у большинства хватает вежливости парковать их там, где они не мешают движению. Но у всех сдают нервы в этой нескончаемой пробке. Двигатели ревут всякий раз, когда освобождается местечко, страсти накаляются. Достаточно кому-нибудь оставить пустую машину посреди шоссе, чтобы с движением наступила полная катастрофа… Да ладно, успокаивает он себя, если какой-нибудь эгоцентричный идиот так поступит, те, кто едет за ним, расчистят дорогу. Он бы, во всяком случае, так и сделал.

А потом? Когда он высадит молодежь на побережье, куда пойдет сам?

Браим улыбается. Потом он побудет туристом. Он никогда не был в Бретани. Вот и случай подвернулся.

Смеркается, и Браим поднимает верх машины. Смотрит, как он расправляется, точно панцирь насекомого, и с точностью до миллиметра встраивается в паз над ветровым стеклом. Будь он один, поднимал бы и опускал верх каждые пять минут, чтобы полюбоваться механизмом. Но не хочется беспокоить пассажиров – он не может заставить себя мысленно называть их иначе, только пассажирами, профессиональная деформация.

В течение вечера Сара, Валентин и Лили-Анн поочередно предлагают его сменить. Браим отказывается.

– Поспите, у вас усталый вид.

– Ты за рулем нон-стоп с полудня… – тревожится Валентин.

– Я спал прошлой ночью, когда вел ты. И потом, это же моя работа. Я могу продержаться еще немного.

Браим никогда не спал подолгу, трех-четырех часов ему достаточно, он урвет их завтра с утра, когда проснутся остальные. И потом, он любит водить ночью, когда снопы света фар рассекают темноту. Чувствует себя как в лодке. Когда он был мальчишкой, ходил с кузенами рыбачить с фонарем.

Лили-Анн пересаживается вперед, чтобы Гвенаэль и Сара оказались рядом. Она открывает контейнер, кормит золотую рыбку, постукивает по пластику кончиком пальца.

– Давно она у тебя? – спрашивает Браим.

– Десять лет.

– Серьезно?

– Да.

– Я не знал, что они так долго живут…

– В пруду – да. В аквариуме обычно умирают быстрее. Заметь, он чуть не погиб через несколько месяцев после того, как я выиграла его на ярмарке. Мой отец спас его от верной смерти.

– Расскажи.

– У нас дома жили родственники, когда мы уехали на каникулы на юг. Один кузен, лет пять ему тогда было, насобирал на пляже моллюсков и решил, что будет логично бросить их к Лоуму в аквариум. Они, наверно, просолили воду, и, когда мы вернулись, Лоум плавал кверху брюхом и почти не реагировал на прикосновения.

– И что же сделал твой отец?

Лили-Анн улыбается.

– Он вынул моллюсков, сменил воду и растворил в ней гомеопатические гранулы арники, а потом осторожно взял рыбку двумя пальцами и стал тихонько массировать. Через десять минут Лоум был здоровехонек. Честное слово.

– Ха-ха! Неплохо придумано с гранулами!

– Да, я думаю, он просто хотел показать мне, что мы пытаемся его спасти, что делаем всё возможное… У него и в мыслях не было, что это сработает!

На заднем сиденье Валентин прислонился головой к стеклу, подложив свитер вместо подушки. Сара прильнула к плечу Гвенаэля, который не может больше писать из-за темноты. Он обнимает Сару, и она теснее прижимается к нему. Лили-Анн снимает ботинки, поджимает под себя ноги. Вскоре все уже спят.

Браим потягивается. Ночную тишину нарушает только рев машин, они рвут с места, чтобы проехать считанные метры, и снова глушат двигатели. Браим невольно думает о тех, кого больше не увидит, по ту сторону моря. Его родители умерли много лет назад. Остаются кузены, друзья детства, сестры и племянники, череда имен, которые он тихо шепчет по мере того, как проплывают перед его мысленным взором лица. Большинство из них не узнали бы его, если бы встретили на улице. Он – французский дядюшка, тот, кто уехал, тот, чьи письма в пухлых от банкнот конвертах еще приходят им время от времени. А Браим – он бы их узнал. Он помнит каждого, даже тех, что родились после его отъезда, виденных только на фотографиях или на экране компьютера, как помнит каждый дом в своей родной деревне. И он хранит их в своем сердце. Ему нет нужды видеться с ними. Это ничего не даст ни им, ни ему. Он любит их издалека, потому что не сумел остаться, мечтая о жизни в других краях, и ему этого достаточно.