С большим душевным скрипом я отправился с ней к Вике в далекое Туркво.

Краем уха я слышал страшную сплетню будто бы Вика с полгода гуляла с каким-то чеченом, лет на пятнадцать ее старше, и избавиться от чечена тете Рае стоило неимоверных трудов.

Личная жизнь Вики меня не интересовала напрочь, просто заинтересовал ее экзотический избранник — я никогда в жизни не видел настоящих живых чеченов.

Теперь я сижу на полу спиной к Вике и уныло объясняю разницу между простым и совершенным настоящим временем современного английского языка. И тут она вдруг капризно и одновременно требовательно шепчет:

— Поцелуй меня пожалуйста, Сашка!

От неожиданности я так и похолодел. Вика лежит на кушетке, подперев дебелую щеку рукой и смотрит на меня. В глазах у нее какая-то сонная поволока. Как у удава.

Я скольжу взглядом ниже, на ее грудь. Каждая грудина размером минимум с мою голову.

Не похоже что под свитером у Вики лифчик. Груди волнуются как миницунами. Их дребезжащее волнение быстро передается и мне.

Свитер у Викуси длинный, доходит до середины бескрайних бедер. Ее ноги затянуты в черные облегающие патанталоны, которые тогда назывались почему-то лосины. Лосины Островского.

В следующую секунду, не веря еще в свою неожиданную удачу, я уже слюняво целую Вику, проталкивая ей в рот свой быстрый язык, а она засунула мою правую руку себе между ног и сжимает ее.

Из-за неуемного количества мяса кажется, что мою руку почти по-локоть засосало в трясину.

Викины губы пахнут какой-то детской молочной кашей, апельсиновым бублегумом и косметикой.

Когда она привычным жестом усталой стриптизерши рвет с себя свитер, в лицо от ее грудей устремляется многослойный запах женского пота.

В этой вони есть что-то отталкивающее и парализующее волю одновременно. Она вжала мою голову между грудей, как ласковая горилла кормящая непослушного детеныша.

Почувствовав с ужасом, что я сейчас извергнусь в свои же джинсы, я быстро стягиваю лосины с ее огромных белых бедер и млею на грани между потерей сознания и полным бесповоротным сумасшествием.

Пепиську девчонок до этого я конечно много изучал на определенного рода фотографиях, а еще пару раз наблюдал в детском саду, когда юная эксгибиционистка Светка всем в группе показывала как девочки писиют.

Все это совершенно не шло в сравнение с тем, что мне открылось.

Это была настоящая живая****а.

****а имела гиганские округлые размеры, безобразно дышала, и была покрыта таким снопом густых, толстых как леска пахучих рыжеватых волос, что любой мужик после сорока отдал бы полжизни, чтобы увидеть это великолепие на своей голове.

Волосы устремлялись в промежность и частично покрывали низ Викиной телевизорообразной задницы.

Регулярно перечитывая многочисленные путеводители по анатомии и размножению, я давал себе слово при первой возможности по-внимательнее рассмотреть разницу между большими и малыми половыми губами, а так же найти этот самый мистический клитор.

Но сейчас я от волнения я все позабыл. Мокрая жесткость волосяного покрова викиной****ы лишила меня всего человеческого.

Я очень боялся, что облажаюсь и не попаду в нее с первого раза.

Какой там! Только слепой человек без пола мог бы тут промахнуться! Я по-угриному скользнул в нее, и Вика шумно вздохнула.

К своему ужасу я не почувствовал абсолютно НИЧЕГО.

Просто показалось, что я погружаюсь в теплый вазелин. И все. Какие там пестики-тычинки! Скорее пестики в гиганском помойном ведре.

****аа Вики оказалась необъятной как Вселенная Леонардо. Не думаю, что мне потребовалось много усилий, чтобы погрузиться в нее с головой, как это проделывал знаменитый подводник Кусто.

Спешно вызвав в оперативной памяти всю просмотренную недавно порнуху, я интенсивно задергался, как это делают самцы кроликов, и вскоре в каком-то униженном, оплеванном экстазе выделился весь в ее черную дыру.

Потом просто лежал на ней, как на пропахшем потом тюфяке, слушал ее хрипловатую мольбу продолжать «ласки», и мечтал поскорее убраться. Вот только предлог пока не приходил в голову.

Такая вот была моя первая Виктория на этом поприще.

Оставлю это на ваше усмотрение — но попытку оплодотворить Вику я все же не засчитываю. И уж точно к ней сейчас не поеду.

Хотя если ее не растерзала еще по кругу вся чеченская диаспора, думаю даст она мне без лишних разговоров.

Сегодня придется идти ночевать к отцу.

Мой отец когда-то был большим человеком маленького роста. За ним приезжала черная «Волга», и иногда нас пускали в маленький потаённый полуподвальный магазин, где продавали экзотические бананы и красную икру.

Бананы кончилось вместе с союзом. Отец стал рядовым преподом истории в универе. Черная волга нас сразу бросила. Повезло, правда, что отец успел купить маме жигуль и мы еще беззаботно катались какое-то время.

Вскоре выяснялось, что мой отец совершенно не знаком с конструкцией двигателей внутреннего сгорания, и тут нас сразу бросила мама.

Мама ушла жить к Татарину.

Татарин был огромным мужчиной с крепкими мышцами живота. В отличии от отца, он произносил не больше двух-трех десятков слов в сутки. Зато он мог с завязанными глазами разобрать и промыть карбюратор легендарной копейки. На время, с секундомером. У отца просто не было шансов. Мама с ним развелась. Развал страны теперь четко ассоциируется у меня с мелочными переговорами о разделе совместного имущества.

Кандидатские и докторские диссертации в Узбекистане почему-то до сих пор положено защищать на русском языке. Русский теперь что-то вроде латыни наверное. Язык науки. Виват академиа!

Моей отец превратил это в источник легкой наживы. Теперь он пишет и продает диссертации молодым узбекским ученым. Строчит диссертации, как сапожник шьет сапоги, а маляр красит. Ремесленным способом.

Это сохранило возможность завтракать с красной икрой.

Увы, развод с матерью, спорный факт, что Тамерлан теперь не средневековый захватчик, а великий дедушка узбекского народа, а также что Россия это — колонизатор-империалист, окончательно доконали моего отца.

Теперь все чаще и чаще на завтрак вместо кофе у него коньяк. Быстро побагровев, отец бьет себя в грудь, поросшую кустиками седых волос, и ревёт: Да я сто семьдесят два раза кандидат наук, я шестидесяти девять раз доктор. Меня в член-коры уже давно пора! Не ценят ведь бабуины, чертовы бабуины…

Я знаю, что длинной лекции отца о том как правильно жить мне сегодня не избежать. Но я очень хочу жрать и еще надеюсь выкружить у отца немного денег.

Поэтому, дотопав до универа всего за каких два с половиной часа(на трамвай не было денег), я терпеливо караулю его у входа.