Просто иду по улице. Никуда. Да и не куда.

В кинотеатре «Бегущий от правосудия» с Гаррисоном Фордом.

Видел миллион раз, но тема сейчас важная, может и почерпну что нибудь от доктора Кимбла, как выходить сухим из воды и давать ноги от ментовской погони.

Заодно и время убью в темном уюте кинотеатра.

Кроме меня в кинотеатре еще два человека: явно сбежавший с утренних лекций студент, с таким же как у меня рюкзачком, и опрятного вида дедушка со слуховым аппаратом. Наверное тоже неотступно следит за творчеством Гаррисона Форда.

За стенами кинотеатра едут машины, спешат на работу люди, а мы выброшены из социального процесса, отторгнуты обществом. Сидим в отстое кинотеатра, ждем отстойный фильм. Нам некуда спешить.

Пустота кинотеатра опустошает мою душу.

На нас всем плевать, в моем случае даже ментам, меня ищущим. Я для этих ментов просто повседневщина, как деталь выточенная станочником широкого профиля, и тут же забытая. Рутина.

Прожру, наверное, славкино бабло и сразу сдамся. Звездюлей огребу!

По любому. Не-а, не сдамся. Боюсь. А может прямо на зону махнуть? Минуя колонку — двинуть в Папский район Наманганской области. Родной Папский район где я прожил почти пять лет и ничего, кроме колючки не видел.

К хозяину в кабинет:

— Драсти, возьмите меня назад, на колонке работать заставляют, не кормят, помилуйте вашевысокобродь.

Начинаю постигать, почему колонку не охраняют. Куда бежать?

У нас ведь без документов строго воспрещается. На работу не устроиться. Не вписаться никуда толком. Даже в библиотеку. На улице просто так могут аусвайс спросить. Границу джамахирии нашей перейти — тоже проблематично. Направление деятельности остается одно, буду бандитом.

Повергну эту страну в хаос. Я — новый Ленька Пантелеев, Дилленджер из Олтын Водия, крестный отец харыпов. Принятое решение воодушевляет. Самое главное сфокусироваться и не чесать репу в стиле доморощенного Чернышевского. Делать что должно.

Хэппи энд фильма тоже бодрит. Добро победило, Карлсон вернулся.

Бодро выгребаю к выходу. За спиной голос:

— А ты что, с пар сбежал што-ли, студент?

— Не не совсем, так и подмывает сказать — я беглый зык, в будущем беспощадный бандит.

— А ты? Ты с лекций рванул?

— Да какие там лекции! в его глазах мелькает похожая на мою загнанность,

— В бегах я…

Выясняется, что Артем, такой же студент как и я.

Он отсидел срок, потом устроился на работу в полу-бандитскую фирму. Поняв, довольно быстро, что регулярная офисная рутина это не то, чего ради стоит освобождаться из тюрьмы, Артем увел бандитские деньги, довольно быстро их спустил их, и вот теперь его ловят и бандиты и менты.

Бегущий от правосудия — 2.

Дедушку со слуховым аппаратом мы расспрашивать просто побоялись. Ну уж если два зрителя на этом утреннем сеансе были законченными преступниками, то третий, если судить по возрасту вообще должен был быть врагом общества номер один. Маньяк — геронтофил Джек Слухавка по меньшей мере.

Ментам надо облавы устраивать на утренних киносеансах.

* * *

Мы пьем с Артемом пиво «Арпа бошоги» в пивной «Калдыргоч» и мечтаем о будущем.

— Непременно в Москву рванем, там бегать легче, да и аусвайс можно залепить быстро. Проверено.

— Надо только финансирование пробить на дорогу. Дорога-та дальняя, придется пёхом через казахскую границу, а дальше «на собаках» до Оренбурга, там уже рукой подать. От Волги до Енисея, как говорится — дом родной.

Бабла надо на дорогу. Без бабла зачахнем.

— Да, кредит в банке нам точно не светит. Есть темы?

— Одну темку легко можно исполнить

Артем шепчет перегнувшись через стол.

— ???

— Главное, запомни, если запал какой возникнет — будем резко давать ноги в разные стороны, встречаемся на следующий день на первом сеансе в том же кинотеатре, где мы познакомились. У тебя на ночь где вписаться есть?

— Не-а..

— Ну тогда пошли в театр.

В театр? Эстет однако какой! Встретил я его в кино, а теперь в театр? Или он ограбить хочет театр? А чо там ловить? Кассу? Костюмы? Экзотика одним словом. Художник Артем.

Да и бог с ним, театр так театр. Во всяком случае будет чем занять вечер и, может быть отпадет проблема ночевки. Они спали в гримерной вдыхая запахи декораций и сам дух Шекспира нашептывал им странные сны.

А может и ванну наконец повезет принять.

Оказывается, пока Артем не стал бандитом, он с головой был погружен в жизнь маленького молодежного театра-студии. Знаете, есть такие незаметные полу-кружки, полу-культы, где группа энтузиастов, человек в десять-пятнадцать, собирается вокруг всбалмошенного режиссера-новатора. Интересно у них иногда, а иногда скучно.

Артем когда-то был одним из таких энтузиастов. Ездил на репетиции через весь город на метро с рублем в кармане старых джинсов.

И это не прошло бесследно. Театральная карьера, я имею в виду. Увидев его в первый раз, я принял его за студента. За несколько дней нашего безумного знакомства, я несколько раз с восхищением наблюдал его способности перевоплощаться. Правда, передо мной Артем заметно стеснялся своего театрального прошлого:

— Это школа для аферистов, понимаешь? — объяснял он.

Будто бы для меня тогдашнего профессия афериста выглядела привлекательнее профессии лицедея.

А может быть именно такое впечатление я и производил.

Театр мне сразу понравился. Мы приехали к началу очередной репетиции, и Артем повел меня за угол здания. Там, на корточках, в широком полукруге укуривалась дурью большая часть мужского состава труппы. Обычная ташкентская история. Вдыхали творческую энергию. Настраивались на репетицию. Говорю же, театр мне сразу понравился.

Артему все были очень рады. Трясли ему руки, обнимали.

— А где Женька? — не переставая спрашивал всех Артем, куда Женька-то делся?

— В армию забирают Женьку..

Артем вздыхает, копируя Тараса Бульбу: — Эх добрый був казак!

Курнув как в последний раз, я со всеми удобствами расположился на заднем ряду, в тени балкона. Это был какой плюшевый зал то ли дома мертвых офицеров, то ли профсоюза терпимости текстильных мотальщиц. В воздухе еще носился дух партсобраний и повышенных соцобязательств.

От забытого советского уюта сразу захорошело, и я подумал, что смысл жизни это вот так — курнув добрых шишманов, наблюдать как другие люди играют в театр. Или в жизнь.

Мне казалось я — бог с Олимпа, наблюдающий их возню, с усталой полуулыбкой знающего наперед чем все кончится, но проверяющего смертных на точность в деталях изложения.