В комнате было чисто.

– Хотите послушать музыку? – Максимов повел рукой в сторону полок с дисками.

Люба присмотрелась к корешкам – неплохая коллекция рока, начиная с семидесятых годов. Все альбомы «Queen», Леонард Коэн... Люба такое не любила, поэтому попросила Бориса выбрать диск по своему вкусу.

Тот долго размышлял у стеллажа, пока не остановился на последнем альбоме Фредди Меркьюри. Очень аккуратно, ногтями, взял диск за края и придирчиво осмотрел его – нет ли царапин. Потом тщательнейшим образом центрировал несчастного Фредди в дисководе. Еще несколько минут Борис потратил, регулируя громкость и еще какие-то параметры.

Люба поморщилась. Все-таки сейчас на повестке дня у Максимова была любимая женщина! Он должен уделять внимание ей, а не насиловать музыкальный центр, выжимая из него какие-то там частоты!

– И что же вы такое приготовили в мою честь, Борис Владиславович? Не терпится узнать! – Когда в школе они начинали таким голосом разговаривать с мальчиками, это называлось «стебаться».

Но Борис ничего не почувствовал.

– Я приготовил свиные отбивные. Это мое коронное блюдо.

Он замер с напряженной улыбкой на лице, явно ожидая восторгов, но Люба твердо решила не расхваливать того, чего не пробовала. Наоборот, ей хотелось сказать, что свиные отбивные – это не та область кулинарии, в которой Максимову стоит совершенствоваться при его желчном характере и астенической конституции.

Борис накрыл на стол и принес из кухни сковородку с мясом. В меню были еще салат из помидоров, хлеб и корейская морковь. Люба отдала должное всем блюдам, недоумевая, почему их приготовление не позволило Максимову отлучиться из дома на несколько минут. Или у него такие соседи, что он не может оставлять еду без присмотра?

Обида не проходила, и Люба подозревала, что, проживи она с Максимовым даже сорок безмятежных лет, все равно будет вспоминать, как он не встретил ее у метро на первом настоящем свидании.

Потом Максимов варил кофе – с таким одухотворенным видом, словно он как минимум заправлял баллистические ракеты гексогеном. За это время Люба вымыла посуду. Но вместо благодарности Борис по-отечески пожурил ее, что она слишком сильно включила воду и от этого много брызг, льет на губку слишком много моющего средства, отчего падает его эффективность, и ставит посуду вперемежку.

«И это мы еще с ним не спали!» Люба перебрала тарелки по ранжиру. Можно себе представить, во что превратятся эти милые упреки после свадьбы!

Наконец ритуал приготовления кофе завершился, Люба получила крошечную чашку, и Максимов повел ее на балкон – курить и дышать воздухом.

Люба попробовала кофе. Проследив весь сложный ритуал его приготовления, она ждала чего-то большего.

– Я всегда его сам варю, – заявил Максимов гордо. – Друзья часто заходят ко мне именно на чашку кофе, зная, что нигде в другом месте не попробуют такого. В институте у меня были сокурсники из Марокко, они научили меня нескольким секретам. Многие просят поделиться технологией, но я пока держусь.

Отпив еще немножко, Люба решила – человечество ничего не потеряет, если Борис унесет эту тайну с собой в могилу.

– «А мне костер не страшен, и пусть со мной умрет моя святая тайна, мой вересковый мед», – продекламировала она с улыбкой.

Борис Владиславович надулся:

– Ваш сарказм неуместен. В частности, намеки на мою смерть.

– Извините. Я не хотела вас обидеть.

Максимов молча курил, уставившись в окна напротив. Если бы Люба знала, что он так серьезно относится к своему паршивому кофейку, ни за что не стала бы шутить! Или ритуал приготовления кофе входил в сценарий ее соблазнения? Закон рынка: главное – не что приготовить, а как подать. Говоря научным языком, Борис провел великолепную пиар-акцию, но, увы, промахнулся с целевой аудиторией. На какую-нибудь неискушенную девицу, не знакомую ни с нормальным кофе, ни с нормальными мужиками, могло бы подействовать.

Борис отошел на противоположный конец балкона и почти отвернулся от Любы, показывая, как она оскорбила его неуместной цитатой. Ладно, пусть шутка была глупая, но разве это повод устраивать сцену?

Любе захотелось домой, но вместо этого она принялась оправдываться. А потом как-то оказалось, что самый лучший способ искупить свою вину – это отдаться Борису. Вроде как она теперь должна это сделать.

Люба покорно позволила отвести себя в комнату и усадить на диван. «Если ты чего-то боишься и не хочешь, нужно поскорее сделать это и забыть», – решила она. Почему только она не подумала, что этого можно вообще не делать?

Секс оказался даже хуже, чем она предполагала. Борис целовал ее холодными чужими губами, трогал равнодушными руками. Он не дал ей ни телесной радости, ни душевного подъема. Но самое плохое – кажется, не получил большого удовольствия и сам.

Их соитие было похоже не на любовный акт, а, скорее, на подписание некоего договора о намерениях. Борис заявлял, что считает ее привлекательной женщиной и готов вступить в длительную связь, а Люба соглашалась на сотрудничество и демонстрировала Максимову, что он может от этого сотрудничества получить.

Потом Борис предложил ей остаться на ночь. Любе хотелось домой, в чужой квартире она чувствовала себя неуютно. Даже когда она невинно мыла посуду на кухне, соседи смотрели на нее презрительно, что же будет, если она станет принимать душ и чистить зубы в общественной ванной?

Нужно было все-таки пригласить Бориса к себе, запоздало сообразила она. Но Люба дружила со всеми соседями по своей лестнице и не хотела, чтобы те видели, как от нее по утрам выходят мужчины. Если бы знать, что Борису на все про все хватит получаса... В десять вечера она бы уже выставила его, вполне пристойное время. Не пришлось бы краснеть ни перед своими соседями, ни перед чужими.

Люба поудобнее устроилась на своей половине дивана и вздохнула. Внебрачный секс – это такая штука, что за него всегда приходится краснеть.

Борис в одних спортивных брюках пошел варить свой эксклюзивный кофе, а Люба бесцельно щелкала пультом телевизора.

«Он оставил меня только потому, что не хочет тащиться в Озерки! А на самом деле с гораздо большим удовольствием поспал бы один. Что ж, в некоторых вопросах мы с ним проявляем редкое единодушие».

Борис заснул быстро, несколько раз сердито толкнув ее во сне. А Люба ворочалась до трех часов ночи, злясь и на него, и на себя.

А с другой стороны, это даже хорошо! Они сразу начнут жить нормальной семейной жизнью, минуя эфемерный период влюбленности и горькие разочарования. Как в песне поется, если вы не живете, то вам и не умирать! Если вы не влюблены, то вам не придется в один прекрасный день обнаружить, что под маркой прекрасного принца жизнь подсунула вам мутного гоблина.

После планового аорто-бедренного шунтирования Стас давал наркоз на резекции желудка, и, не успели они с Колдуновым перекурить, косяком повалили аппендициты.