– Я же вам докладывал. Здесь неподалеку обосновалась экологическая экспедиция. Руководитель – японец.

– А, помню, – кивнул Зим. И тут же нахмурился. – Странно. Что-то не очень они на японцев похожи.

– Кто?

– Там, в первом грузовике, все белокожие, кроме троих. Но, по-моему, эти трое не японцы.

Тем временем грузовики миновали перешеек. И поехали в глубь острова. Приближались они довольно быстро и ехали по самому берегу. Так что довольно скоро они должны были оказаться совсем рядом.

Зим повернулся к Паку.

– Как ты думаешь, когда казахи приедут?

– Не раньше, чем через два часа. Пока этот гад, который от нас ушел, до поселка доберется, да пока еще все расскажет, да пока они соберутся, да пока доедут… Я думаю, даже больше двух часов пройдет.

– Значит, у нас есть время разобраться, кто это к нам пожаловал, – Зим кивнул на приближающиеся грузовики. – Пока прячемся.

Подходящее место найти было нетрудно – корейцы скрылись в том самом заброшенном судне, которое послужило пристанищем их лодке. Ждать пришлось недолго – уже минут через десять грузовики подъехали совсем близко. И остановились – всего метров за пятьсот от корейцев. Видимо, именно здесь приехавшие на автомобилях люди планировали разбить лагерь.

– Посмотреть бы на них поближе, – задумчиво сказал Чан.

– Можно просто подойти, представиться местным.

– Русский только ты знаешь. Пойдешь сам?

Зим поморщился. Идти самому ему совершенно не хотелось. Но Чан был прав – местный житель не может русского языка не знать. Или, на крайний случай, казахского или узбекского.

– Тем более не стоит лишний раз светиться, – добавил Чан. – Здесь все-таки запретная зона. Если они ученые и пограничники их официально пропустили, то они могут им и стукнуть.

– И что? Этим пограничникам на все наплевать. По острову кто только не мотается.

– Все равно. Не стоит рисковать понапрасну. Лучше сделать иначе. Пак! Слушай приказ!

Боевик вскинулся, поднял глаза на командира.

– Сейчас разденешься и поплывешь вдоль берега к ним, – сказал Чан. – Постарайся подобраться как можно ближе. Здесь тростник, сумеешь спрятаться, тебя этому учили. Ты должен внимательно их рассмотреть. Очень хорошо, если сумеешь подслушать разговор. Все понял?

– Да, – обреченно кивнул Пак. Он прекрасно понимал, что ничем хорошим для него плавание без гидрокостюма в Аральском море, да еще у самого берега острова Возрождения, не кончится. Но обсуждать приказы в армии и спецвойсках Северной Кореи не принято. Это, собственно говоря, ни в одной армии не принято, но есть существенная разница – не выполнившего приказ российского военного отдадут под суд. А не выполнившего приказ военного КНДР убьют на месте. И хорошо еще, если просто убьют. Таковы совершенно официальные правила.

Вернулся Пак через сорок минут. Доклад его был краток – это ученые-экологи, они ставят лагерь, собираются какие-то исследования здесь проводить. Все трое азиатов – никакие не японцы.

– Уверен? – перебил его в этом месте Зим.

– Да, – кивнул боевик.

Европеец, возможно, и удивился бы, откуда у него такая уверенность – для белого человека все азиаты на одно лицо. Но сами жители Востока так не считают. И определить, китаец перед ним или японец, азиат может так же легко, как русский может отличить итальянца от шведа. А корейцы японцев знают и вовсе отлично. В тридцатые годы прошлого века японцы устроили в Корее страшный геноцид, уничтожили едва ли не треть населения. Жители Страны восходящего солнца считали корейцев расово неполноценными, «недочеловеками» – ну, может быть, это формулировалось и не такими словами, но суть от этого не меняется. Так что память о себе японцы оставили надолго. И отличить японца от другого азиата любой кореец может без труда.

Зим удовлетворенно кивнул. Его подозрения оправдывались. А на лице Чана было выражение легкой растерянности.

– Ладно, что могли узнали, – подвел итог Зим. – Пора уходить. И готовить живца для казахов.

Через минуту заброшенный корабль опустел.

Асхат Мангалиев, пожилой казах, родившийся на свет, когда еще был жив Сталин, мирно копался у себя в огороде. И даже не обернулся, услышав шум мотора у себя за спиной. Его дом стоял с самого краю поселка. Если на каждого проезжающего мимо оглядываться – ничего сделать не успеешь. Ведь огород большой, капусты много, и нужно ее вовремя поливать, вовремя вредителей с листьев обирать. А то есть зимой нечего будет. Кончатся дела на этом огороде, нужно идти на второй, который по другую сторону дома. Там картошка растет, за ней тоже глаз да глаз нужен.

Но сегодня добраться до картошки Асхату было не суждено. Звук мотора приближался, и было в нем что-то знакомое и в то же время нечто необычное. Казах с трудом разогнулся, повернул голову… и его нижняя челюсть тут же отвисла, а глаза на лоб полезли. По ведущей к поселку дороге полз БТР. Знакомый, тот самый, на котором односельчане на остров Возрождения ездят, сам Асхат тоже ездил, просто сегодня не его очередь была. В общем, в самом БТР ничего необычного не было. Необычным было то, как он двигался. БТР полз по сложной кривой, при этом он то увеличивал скорость, то резко тормозил. Ни с того ни с сего сворачивал на обочину и тут же возвращался назад. В общем, было такое ощущение, что внутри сидит не человек, а расшалившаяся макака.

БТР был, можно сказать, народным достоянием. От его сохранности и исправности в значительной степени зависело благополучие каждого жителя поселка. В том числе и Асхата Мангалиева. Поэтому, не успев еще толком понять, что происходит, казах выпрыгнул из огорода и кинулся машине наперерез.

– Стой! Стой, ишак больной, что ты делаешь! – завопил Асхат, размахивая руками. – Напился, что ли, придурок?! Остановись!

Мангалиева отделяла от тупого носа машины всего пара метров, когда БТР неожиданно остановился. Асхат кинулся к нему, запрыгнул на броню, подобрался к люку и попытался его открыть. Но люк был задраен.

Мангалиев задумался. Он прекрасно знал, что сборщики металла никогда не возвращаются раньше позднего вечера – еще бы, ведь он сам регулярно в экспедициях на остров участвовал. Но почему тогда БТР появился так рано? И, самое главное, что с водителем? Ведь явно с ним что-то не в порядке.

Казах мгновенно побледнел. В его памяти всплыли страшные рассказы о том, чем занимались русские на острове Возрождения во времена Советского Союза. Смертельные болезни… Такие, от которых тело в считаные часы покрывают огромные язвы. Такие, от которых выгнивают внутренности. Такие, от которых идет кровь из глаз и носа, идет до тех пор, пока зараженный не умрет. Обычно над этими байками Асхат, как и все прочие его односельчане, только посмеивался. Но теперь, глядя на остановившийся БТР, ему было не до смеха. В воображении его рождались страшные картины – что если сейчас там, внутри, пять покрытых язвами трупов? Что если Махматкули и его бригада все-таки заразились на острове чем-то ужасным и все умерли. Но как тогда ехал БТР? «Наверное, – ответил сам себе Асхат, – кто-то из них вел его из последних сил. А сейчас тоже умер».