Приказ об отправке в действующую армию для ночных бомбардировщиков и для истребителей был получен одновременно — оба приказа привезла из Москвы Раскова. Это случилось как раз накануне 8 марта — Международного женского дня, праздника, который был так любим в СССР.

Поздравляя маму с праздником, «днем, который говорит о силе и могуществе советской женщины», Лиля Литвяк рассказывала ей о том, что в этот «радостный день Майор привезла замечательную новость из Москвы».[127]Для Лили эта новость была вдвойне прекрасна тем, что полк истребителей отправляли на защиту ее родного города. «Нам выпала счастливая доля и честь, о которой мечтают все истребители. Мы даже не смели мечтать, что партия и правительство доверят нам защищать нашу славную столицу… И скоро мы появимся на своих непобедимых птицах близко от Москвы и если не увидимся, то близость присутствия будет частично успокаивать мою скуку по вас».

Раскова зачитала приказ вечером 7 марта в актовом зале Дома Красной армии. Поздравив личный состав с наступающим Международным женским днем, она объявила, что полк У–2 через неделю, 14 марта, улетает на Западный фронт, где сейчас пытались развить успех контрнаступления, отбросившего немцев от Москвы. Вскоре после этого, сказала Раскова, отправятся истребители. Вскочив с мест, девушки аплодировали. После Расковой здорово выступила Катя Буданова, говорившая о боевых крыльях своей машины, которые будут защищать сердце Родины. Ее тоже окрылил перевод на защиту Москвы. Мама Кати Будановой и ее маленькая племянница жили в родной деревне Коноплянке под немецкой оккупацией, но в Москве была сестра, товарищи по заводу, пионеры, с которыми Катя до войны вела большую работу. Защитить Москву для девушек-москвичек значило защитить и столицу Родины, и свой родной город, но и для остальных не было боевой задачи важнее: Москва — сердце страны, город, из которого даже в самый опасный момент не уехал Сталин.

Лиля Литвяк писала маме, что Энгельс они покинут очень скоро, «очевидно, до таяния снега», и, конечно, завидовала ночным бомбардировщикам, которым осталось быть в Энгельсе всего пару дней.

Но 14 марта «ночники» не улетели. Как вспоминала командир полка Бершанская, вечером 9-го погода была вполне благоприятной для полетов. «Экипажи ушли по маршруту и на полигон для бомбометания. Вскоре усилился ветер, пошел снег, видимость по горизонту исчезла, не видны были и световые сигналы на аэродроме… Мы летели, как в молоке, ничего видно не было, кроме приборов в кабине».[128]Бершанской помогли добраться до аэродрома знание маршрута и опыт, а у ее учениц опыта ночных полетов было еще мало.

Летчики знают, как опасно попасть в снегопад, тем более на У–2, у которого нет почти никаких приборов для слепого полета. Они знают, что значит потеря пространственного положения: пилот перестает представлять себе, как идет самолет. Хуже того, возникают обманные ощущения: например, начинает казаться, что создался правый крен, пилот старается вывести из него самолет. На деле крен был не правый, а левый, летчик только усугубил положение, и самолет идет по спирали к земле. Иногда эти ложные ощущения настолько сильны, что летчик перестает верить показаниям приборов. Потеря пространственного положения — самое страшное, что может случиться с летчиком в воздухе.

И в наши дни маленькие спортивные самолеты, в отличие от больших воздушных кораблей, которые могут лететь вслепую, по приборам, не летают в плохую погоду. На У–2, в котором приборов практически не было, погибнуть в плохую погоду было легче легкого. Если внезапная непогода застала тебя в воздухе, нужно было немедленно поворачивать на 180 градусов и лететь к своему аэродрому, контролируя по приборам высоту, скорость, направление, и, вычислив (это было одной из задач штурмана), через какое время под тобой окажется аэродром (в случае, если курс верный), снизиться, и сделать круг над предполагаемым расположением аэродрома, и попытаться что-то разглядеть внизу. Не получится — продолжать делать круги, изменяя их радиус, и искать аэродром. Если ничего не увидишь, а бензина осталось совсем мало (количество оставшегося бензина примерно определяли по времени, проведенному в воздухе), нужно садиться, но садиться неизвестно куда, в темноте и при плохой погоде страшно опасно. Снижаясь и стараясь что-то увидеть на земле, ты можешь врезаться в высокий берег реки или оврага, в деревья. Если даже ты посадил самолет на землю, он может попасть колесами в яму и скапотировать — перевернуться носом вниз. Попав на У–2 в непогоду ночью, спастись мог только счастливчик.

В ту ночь сильный снегопад скрыл землю и небо, все замелькало перед глазами, закружилось в снежном вихре. «Мигающие сквозь плотную пелену снега огоньки на земле стали казаться далекими звездами, а настоящие звезды превратились в огоньки на дороге». Не вернулись три экипажа, и о том, что с ними случилось, можно было только догадываться. Перед рассветом раздался страшный звонок: «Произошла катастрофа. Подготовьте комнату, где можно будет положить тела погибших». Погибших было четверо: Лиля Тормосина со штурманом Надей Комогорцевой и Аня Малахова с Мариной Виноградовой. Чудом уцелел еще один экипаж: самолет врезался в землю, но они выбрались из-под обломков почти невредимыми. Всего несколько часов назад Лиля, собираясь в полет, шутила с Надей Комогорцевой: «Штурман, даю тебе конфету, только попади, пожалуйста, сегодня на полигоне хоть в один фонарь! А если погасишь все три, то дам еще две конфеты».[129]

О том, что пропавшие экипажи уже никогда не вернутся, одной из первых и из неожиданного источника узнала штурман из полка «ночников» Дуся Пасько. В большой деревенской семье, в которой она выросла, было три сестры и шесть братьев. Братья все были на фронте, и из редких писем из дома сложно было понять, где они находятся. Какая же была неожиданность, когда, придя по вызову на проходную авиагарнизона утром 10 марта, Дуся увидела, что там ее ждет брат Степан! Она даже закрыла глаза, подумав, что «это ей привиделось»,[130]а когда открыла, Степа уже стоял с ней рядом. Оказалось, окончив военное училище в Алма-Ате, он был назначен командиром пулеметной роты и ехал со своими солдатами на фронт. Дуся даже не успела выяснить, куда он едет, потому что Степа, как старший, больше расспрашивал сам. Ему хотелось знать все о жизни и работе сестры. «Ну как, у вас опасная, трудная работа — летать-то?» — все спрашивал Степа. Не понимая, почему он так беспокоится, Дуся уверяла его, что «все нормально, ничего страшного нет». Наконец, усмехнувшись, Степа сказал ей, что сегодня на рассвете он провел митинг. Оказалось, что темой этого митинга была гибель девушек из полка его сестры: они разбились рядом с дорогой, по которой следовала на фронт Степина часть, и он был на месте происшествия. После этого Дусе бесполезно было рассказывать брату о том, какая спокойная у нее будет жизнь на фронте. Судьба распорядилась по-своему: Дуся вернулась с войны без единой царапины, а Степу, погибшего на Украине, она больше никогда не видела.