Первые несмелые шаги по переброске через границу были произведены, некоторые люди намечены к использованию. Люшков с полной ответственностью заявил, что сейчас аппарата ИHО на ДВК нет. Существует еще пограничная разведка в погранотрядах, но она представляла собой мелочное дело.

В Харбине основным резидентом Москвы являлся неизвестный под псевдонимом «Адам» – вероятно, секретарь консульства.

Люшков считал, что Коминтерн фактически не играет никакой политической роли. Его нельзя сравнивать ни с какими политическими партиями. Сталин не придает ему никакого значения. Рассматривать Коминтерн как серьезный политический орган – это значит неправильно понимать обстановку. Коминтерн занимается просто вспомогательной работой по сбору информации по приказу Сталина и в пределах предоставляемых ему средств[48].

Люшков предполагал, что в случае, если в течение нескольких лет не будет войны, то Сталин будет продолжать по-прежнему чистку всех не пользующихся его доверием элементов в правительственных органах, в армии и в партии. Будет решительно выдвигать молодежь.

В области внутренней политики будут приниматься все меры к расширению промышленных центров, особенно военной промышленности, к накоплению мобилизационных резервов и укреплению Красной армии.

По мнению Люшкова, для Сталина война необходима как средство отвлечения внимания народа от внутренних проблем страны. Если ему это удастся, он благодаря этому получит стимул к развитию революционного движения в других странах.

В настоящее время Сталин для удовлетворения нужд населения принимает меры к улучшению работы легкой промышленности. Намечается также улучшение продовольственного снабжения городов и рабочих центров. Однако потребности громадной Красной армии, вероятно, помешают проведению этого. Учитывая опасное положение Донбасса в военное время, принимаются все меры к развитию угольной и металлургической промышленности в Кузбасе.

Если начало войны затянется, Сталин для внесения успокоения в стране и укрепления своей позиции, вероятно, смягчит политику чистки.

Каково будет положение в СССР после смерти Сталина, вопрос, по мнению Люшкова, чрезвычайно сложный. Ясно по крайней мере то, что крах диктатуры и развал партии как коллективного органа приведет к перевороту в управлении государством.

Преемниками Сталина могли быть Молотов и Ворошилов. Оба они чисто русские люди и видные деятели Политбюро, притом отличающиеся политическим честолюбием. Молотов – государственный деятель, образованный, хладнокровный и сдержанный. Однако у него нет дара предвидения, который необходим для управления государством. Ворошилов не только популярен в народе, но и пользуется поддержкой армии. По мнению Люшкова, он является наиболее вероятным преемником. Он придерживается правых взглядов и являлся противником сталинских методов.

Люшков выдал японцам все, что он знал.

На службе у японцев. В книге японского журналиста Есиаки Хиямы «Японские планы покушения на Сталина» утверждается, что после начала военного конфликта у озера Хасан из числа осевших в Маньчжурии русских белоэмигрантов японцам удалось сформировать отряд террористов, в задачу которых входило убийство Сталина. Для этого они поодиночке должны были перейти турецкую границу и добраться до Сочи, где в то время отдыхал Сталин. Там по сложной системе подземных коммуникаций боевикам предстояло проникнуть в павильон Мацесты как раз в то время, когда Иосиф Виссарионович будет принимать там грязевые ванны, и прикончить его. План будто бы разработал Люшков. Как полагал Хияма, Генрих Самойлович превосходно знал как систему охраны Сталина, так и подземные переходы комплекса Мацесты, поскольку раньше работал в центральном аппарате НКВД[49].

Несмотря на тщательную подготовку, операция провалилась. Все террористы были схвачены при переходе советско-турецкой границы. Москву заранее предупредил о готовящемся покушении агент Борис Бжеманьский по кличке Лео, служивший в Министерстве иностранных дел Маньчжоу-Го. Он же сорвал и другой план, якобы также разработанный по наводке Люшкова. Накануне 1 мая 1939 г. японские агенты должны были пронести мощную мину в Мавзолей. Ее часовой механизм был установлен на 10 часов утра, когда на трибуне Мавзолея должно было находиться все советское руководство. Но опять террористы были перехвачены и обезврежены еще на границе.

Отмечен также факт попытки Люшкова склонить к измене Родине военного атташе СССР в Токио Федорова, которого он в письме предупреждал о том, что в Москве его ждет гибель. Он полагал, что по возвращении на родину его заставят признаться, что он старый японский шпион. Люшков считал, что избиения и пытки сделают свое дело. Он хотел предупредить Федорова, как человека, стоящего на краю гибели, об опасности. Рекомендовал сделать такой же шаг, как и он. Люшков звал Федорова на политическую борьбу во имя спасения революции и народа, предупреждал, что его семья обречена на гибель.

Чистка центрального аппарата НКВД. А в это время в центральном аппарате НКВД при очередной чистке аппарата органов государственной безопасности фабриковали новые дела. Так, 23 октября 1938 г. заместитель наркома внутренних дел Л.П. Берия, рвавшийся к власти, направил И.В. Сталину протокол допроса Д.М. Дмитриева – бывшего начальника Управления НКВД по Свердловской области, где тот утверждал, что в контрреволюционную организацию правых в НКВД СССР сбежавший к японцам Люшков был привлечен Балицким. Таким образом, благодаря этим показаниям Берия постарался дискредитировать так называемую группу чекистов второго поколения, которую «выращивал» Ежов[50].

Ровно через месяц, 23 ноября 1938 г., Н.И. Ежов направил в Политбюро ЦК ВКП(б) на имя И.В. Сталина письмо с просьбой освободить его от работы наркома внутренних дел. В числе прочих причин своего освобождения с поста он указал, что «вина моя в том, что, сомневаясь в политической честности таких людей, как бывший нач. УНКВД ДВК предатель Люшков и последнее время Наркомвнудел Украинской ССР предатель Успенский, не принял достаточных мер чекистской предупредительности и тем самым дал возможность Люшкову скрыться в Японию и Успенскому пока неизвестно куда, и розыски которого продолжаются. Все это вместе взятое делает совершенно невозможным мою дальнейшую работу в НКВД»[51].

25 ноября 1938 г. И.В. Сталин направил шифртелеграмму руководителям парторганов, проинформировав их о неблагополучном положении в НКВД. Он писал, что в середине ноября текущего года в ЦК поступило заявление из Ивановской области от т. Журавлева (начальник УНКВД) об ошибках в работе НКВД, о невнимательном отношении к сигналам с мест, о том, что нарком Ежов не реагировал на эти предупреждения. Одновременно в ЦК поступали сведения о том, что после разгрома банды Ягоды в органах НКВД СССР появилась другая банда предателей, вроде Николаева, Жуковского, Люшкова, Успенского, Пассова, Федорова, которые запутывали следственные дела, выгораживая заведомых врагов народа.

ЦК ВКП(б) потребовал от Ежова объяснений. Ежов признал свои ошибки, признал, что он несет ответственность за то, что не принял мер против бегства Люшкова и Успенского, признал, что он явно не справился со своими задачами в НКВД и просил