Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем? Кто-нибудь пытался вломиться в дом?
– Да нет. – Делейни опустила взгляд и стала смотреть на сложенные листки бумаги, выглядывающие из его нагрудного кармана. Куда угодно, лишь бы не в эти глаза, которые просвечивают тебя насквозь. – Но мне дали только один ключ от салона – значит, где-то еще существуют ключи. Я звонила слесарю, но он пока занят.
Ник взялся за ручку двери и подергал ее. При этом он коснулся рукой бедра Делейни.
– Вряд ли он освободится. Джерри – классный слесарь, но работает он ровно столько, чтобы заработать на плату за квартиру и выпивку. Пока у него не кончатся запасы виски, ты его не увидишь.
– Ничего себе. – Делейни посмотрела на носки своих сапожек. – А в твой офис когда-нибудь залезали?
– Никогда, но у меня стальные двери и засовы.
– Наверное, мне придется сменить замки самой. – Делейни просто рассуждала вслух. – В конце концов, это должно быть не так уж трудно. Понадобится только отвертка и, наверное, дрель.
Ник засмеялся, и на этот раз он явно смеялся над ней.
– В ближайшее время я пришлю к тебе мастера.
Делейни подняла взгляд – выше подбородка, выше чувственных губ, к холодным глазам. Ник держался слишком любезно, и она ему не доверяла.
– С какой стати тебе делать это для меня?
– Не доверяешь мне?
– Нисколько.
Он пожал плечами:
– Через вентиляцию вор запросто может пробраться из твоего здания в мое.
– Я так и знала, что ты предлагаешь помощь вовсе не по доброте душевной.
Ник подался вперед и положил обе руки на стену поверх головы Делейни.
– Ты очень хорошо меня знаешь.
Его крупное тело заслонило солнце, но Делейни не желала поддаваться панике.
– Во сколько мне это обойдется?
В его глазах заплясали лукавые огоньки.
– А что ты готова мне дать?
Делейни было не по себе, но она не собиралась показывать Нику, что он ее пугает. Она вздернула подбородок.
– Двадцать баксов.
– Мало.
Запертая между его руками, как в ловушке, она и дышала-то с трудом, ее губы отделяла от его губ тоненькая прослойка воздуха. Ник стоял так близко, что Делейни чувствовала аромат его крема после бритья. Ей пришлось отвернуться.
– Сорок? – пролепетала она тоненьким голоском.
– Не-а. – Ник коснулся указательным пальцем ее щеки и заставил посмотреть ему в глаза. – Мне не нужны твои деньги.
– А что тебе нужно?
Ник перевел взгляд на ее губы, и Делейни показалось, что он ее сейчас поцелует.
– Я что-нибудь придумаю.
Он оттолкнулся от стены и выпрямился. Глядя, как Ник скрывается за дверью соседнего здания, Делейни глубоко вздохнула. О том, что он придумает, она боялась даже гадать.
На следующий день Делейни вывесила объявление, что тем, кто сделает химию или окраску, она бесплатно покроет лаком ногти. На это предложение никто не клюнул, но одну клиентку Делейни все же обслужила: уложила седые волосы миссис Вон в прическу в форме шлема. Лаверн Вон раньше преподавала в средней школе Трули, но когда ей перевалило далеко за семьдесят, ее отправили на пенсию.
По-видимому, Ваннетта сдержала слово и порекомендовала Делейни своим друзьям. Миссис Вон заплатила десять долларов, пожелала получить скидку как пенсионер и потребовала бесплатный флакон лака для ногтей.
В пятницу пришла еще одна подруга Ваннетгы, ей Делейни вымыла голову и сделала укладку. В субботу миссис Стоуксберри принесла в чистку два парика: один белый – для повседневной носки, другой черный, для особых случаев. Через три часа она их забрала и настояла на том, чтобы белый ей надели на голову.
– У вас ведь есть скидка для пенсионеров? – спросила она, разглядывая себя в зеркало.
– Да.
Делейни вздохнула, удивляясь про себя, с какой стати она всех терпит: мать, седых старух и Ника. Особенно Ника. Ответ пришел к ней под звон кассового аппарата. Три миллиона долларов. За три миллиона она готова много чего потерпеть.
Когда женщина ушла, Делейни закрыла салон раньше времени и пошла проведать своих друзей, Дьюка и Долорес. Собаки дрожали от возбуждения, прыгали и лизали ей щеки. «Наконец-то дружеские лица». Делейни прижалась к шее Дьюка, стараясь не расплакаться. Не удалось. Еще одна неудача. Вот и с салоном ничего не вышло. Делейни терпеть не могла завивать в мелкие кудряшки и укладывать с помощью лака «купола». Она просто ненавидела мыть и укладывать парики. Но больше всего ее угнетало, что она не может делать то, что любит. А Делейни любила делать обычных женщин необычными. Ей нравился звук работающего фена, запах краски и лосьонов. Ей нравилась жизнь, которую она вела до того, как приехала в Трули на похороны Генри. На прежнем месте у нее были друзья и работа, которую она любила.
Семь месяцев и пятнадцать дней. Семь месяцев и пятнадцать дней – и она сможет уехать куда пожелает. Она выпрямилась и потянулась за собачьими поводками.
Полчаса спустя Делейни вернулась с прогулки с собаками и заперла их в вольере. Она уже направлялась к машине, чтобы ехать домой, когда из дома вышла Гвен с наброшенным на плечи свитером из ангоры.
– Может, останешься на обед?
– Нет.
– Мне жаль, что я так рано ушла с твоего приема.
Делейни нащупала в кармане ключи от машины. Обычно она старалась держать язык за зубами, но в этот раз она была не в настроении сдерживаться.
– Нет, мама, тебе не жаль.
– Неправда, я об этом жалею! Почему ты так со мной разговариваешь?
Делейни посмотрела на мать, на ее голубые глаза, аккуратно уложенные короткие светлые волосы.
– Не знаю. – Делейни передумала и решила уйти от спора, который ей все равно не выиграть. – У меня был паршивый день. Если хочешь, я приду к тебе на обед завтра.
– На завтра у меня другие планы.
– Тогда в понедельник.
Делейни села в машину, помахала матери рукой и уехала. Вернувшись домой, она сразу позвонила Лайзе.
– У тебя сегодня свободен вечер? Мне нужно выпить. Возможно, даже напиться.
– Луи сегодня допоздна работает, так что мы можем встретиться.
– Тогда давай встретимся в «Хеннеси»? Сегодня там должны играть блюз.
– Ладно, только боюсь, я уйду раньше, чем начнется музыка.
Делейни это немного расстроило, но она привыкла оставаться в одиночестве. Поговорив с Лайзой, она приняла душ и переоделась в джинсы и свитер до пупка. Потом взбила волосы, нанесла макияж и надела ботинки «Доктор Мартенс» и кожаную куртку. До «Хеннеси» ей предстояло пройти три квартала. Когда она пришла, часы показывали половину седьмого и в баре было полно народу – люди возвращались с работы.