Тотчас нашел он свой бутыль, откупорил и выпил все, что оставалось. Также поступили и его друзья, и к ним вернулась прежняя бодрость и сила.

На пути тут да там – всюду – лежал молочными сгустками туман. Беленир даже подумал в ту пору, что эта мгла похожа на огромную седую-преседую бороду, укутавшую всё кругом своими волосами. Было прохладно, и в воздухе крупенистыми капельками летала ещё не осевшая роса. Впереди толком ничего не было видно, кроме сосновых стволов, и путники брели наугад и то и дело спотыкались. Спустя час вновь послышался то ли крик, то ли стон, то ли рёв – не пойми что – какой-то гортанный гул. На этот раз он был совсем близко, ближе некуда. Казалось, витязи вплотную подошли к неведомому хозяину столь могучего голоса.

– Ха, ха, ха! – кто-то громко засмеялся, воины застыли на месте, будто их обдуло морозящим ветром и они окостенели. – Пожаловали, негодные людишки! – и голос затянул песнь на стародавнем языке, на каком говаривал ещё Рох, благо, витязи его знали:

Выше леса я стоячего,

Древнее нежели горы!

Пониже облака ходячего

Явился в стародавние поры!

Внемлите моему гласу,

Речи вы мои выслушайте.

Предолго я не молвил слово

Давно хотел порассказывать!

Путники всё ещё стояли как вкопанные, боясь шевельнуть пальцем. Никто из них даже не вымолвил словечка, опасаясь, что неведомый обладатель голоса осерчает и что-нибудь с ними сделает. Туман тем временем немного рассеялся, и витязи узрели очертания огромного великана, сидевшего на холме и упиравшегося ногой в поваленный дуб. Но мгла ещё не сошла, потому лица его не было видно. Зато была видна его голова и она была величиной с котёл пивной, а между его глаз, что сверкали в тумане как угли, можно было положить меч от яблока до острия. Но руки великана были худы и костлявы, а ноги пусть и велики, но слабы. И тем не менее исполин был тёмен и страшен и даже грозен. Сейчас он сидел и сдирал с себя мох, лишайник, почву и траву – всё, что наросло на нем, пока он спал.

– Хм, хм, хм! – продолжал исполин, почёсывая затылок. – Тысячи слов могут слететь с моего языка и сплестись в изречения премудрые. Знаю я начало гор твердокаменных и помню день, когда великаны пошли противу Яровинде. Знал я всех прародителей и живал с ними в одно время. А теперь, когда вы, люди, имеете обо мне хоть какое-то представление, скажите, по доброму обычаю, откуда вы держите путь?

– Из Заповедного Края! – онемелыми губами пробормотал Беленир. – Из земли людей!

– Что ж, о такой я и слыхом не слыхивал: уже много лет я скован проклятием страшного сна! – громовым гласом проревел великан. – Проклятие это нашло на меня, когда я бежал от богов, а мою душу терзал ужасный страх и грызла дикая злоба. Ха! Ха! Ха! Давно же это было…

– А кто такие Яровинде? – спросил Брисинор.

– Божичи да боги – старшие братья всяких водяников, леших, полевиков да дедов. Мало кто знает, как они явились в этот мир. Я вот не знаю. Да и вы не узнаете. Ведь вам, люди, предстоит испытание. Давненько хотел я кого-нибудь испытать таким вот образом. Вам предстоит ответить на мои вопросы премудрые, всего я их задам три по доброму обычаю. Так что вам повезло. Что ж!

– А если мы откажемся? – попытался выкрутиться Всесвятлир, поднимая голову вверх, где высилась как сосна голова худого великана. – У нас очень мало времени, и могут нагрянуть берегины!

– Если вы откажетесь или же не разгадаете мои вопросы хитроумные, хоть один-единственный, то я по доброму обычаю сделаю с вами нечто ужасное. Я вас съем! Я ведь голоден, так что бойтесь меня!

Воины смолкли и, ожидая вопроса, уставились в лицо великана, черты которого были неясны в тумане. Однако, им было заметно, что тот злорадствует, оскаливая свои хищные зубищи. Так Беленир и его друзья простояли под грохот своих сердец минуту, затем великан вновь заговорил:

– А теперь отгадывайте мои вопросы и загадки, иначе вам не сдобровать!

– Но дай клятву, что, если мы всё отгадаем, ты отпустишь нас восвояси! – успел вставить Брисинор, прежде чем асилк сказал что-то ещё. Это было очень хитро, и воин сказал это во весь голос, нисколько не боясь исполина.

– Ещё и дерзить мне смеешь! – злобно прорычал асилк, сжав в кулаках худые руки: он позабыл, что удаль былая его оставила и вспомнил о том лишь когда по рукам пробежала дрожь. – Что ж, хорошо, коли отгадаете все вопросы, я поклянусь, что пущу вас на вольный свет! Начинаем!

– Нет, нет! – вскрикнул Беленир. – Как это мы начинаем? Клянись сейчас! Решил нас провести, а после своих дрянных вопросов убить или чего хуже – съесть, да?

– А вы, люди, стали не так просты за то время, пока на мне лежали тяжкие оковы векового сна. Но я их сбросил! И всё равно ныне люди не умнее меня, не хитрее меня да и не мудрее меня, ха, ха, ха! Ладно клянусь собою, что пойдете вы на вольный свет, коли ответите на вопросы, и будете живы! – и великан засмеялся таким хохотом, будто разверзлась подземная утроба. Но затем его смех превратился в тяжкий кашель, и асилк замолчал.

– Он слишком уверен в себе, а на этом ничего не зиждется, – сказал тихо Брисинор, видно было, что надежда пыхнула в нём жаром. Её горящие искры запали и в сердца двух его друзей, и они приободрились. Между тем хитрый Беленир увидел, что прямо на одной из ног исполина вырос дуб высоченный, раскинув свои ветви подобно короне над великановой головою. Видать, пока асилк спал, корни узловатые как верёвка оплели ему ногу. Беленир толкнул своих товарищей верных и тихонько указал им на этот дуб.

– Даже если мы ответим неправильно, мы сможем спастись, – прошептал он. – Пока этот тощий асилк вырвет дуб, мы уже будем далеко.

– Начнём! – разразились как гром среди ясного неба слова великана. – Первый мой вопрос: что всего в мире жирнее?

– Не бывает таких коров, чтобы были жирнее других коров, а толще коров я никого не видывал! – молвил Всесвятлир спутникам. – Хотя один раз мне на охоте попался страшно толстый вепрь – не мог от нас даже ноги унести, до того зажрался!

Но Беленир был достаточно мудр и умён и по природе догадлив, чтобы найти ответ на этот вопрос.

– Сыра земля всего жирнее, так как, что на ней ни есть живого –