Глава VIII

Несмотря на то что окружающие всячески успокаивали меня, заверяя, что во дворце все благополучно, сердце мое от тревоги разрывалось на части, и я решил во что бы то ни стало устроить себе пропуск во дворец, чтобы по мере сил и возможности быть полезным ее величеству в эти трагические часы.

Я стал звонить по телефону на квартиру к полковнику Вильчковскому, намереваясь просить его о пропуске, но мне ответил чей-то перепуганный голос:

– П-о-о-лковника нет д-о-о-ма!

Я думал, это была отговорка… Но делать было нечего! С огромным трудом мне удалось дозвониться до его помощника, полковника Цырга. Каково же было мое горе и отчаяние, когда я в ответ на мою просьбу и мольбы устроить мне пропуск, так как по понятным причинам не считаю долее возможным оставаться в лазарете, получил в трубку сухой ответ:

– Очень сожалею, корнет, но при создавшемся положении ничем помочь не могу!

Невыразимое бешенство охватило меня! Тут не могло быть вопроса о доверии или недоверии ко мне, так как оба эти штаб-офицера отлично знали, кто я и что я, и мне и по сей час непонятно, чем руководствовались эти люди, препятствуя офицеру исполнить его священный долг!..

Приходилось ждать до утра. Ночь показалась мне бесконечно длинной. Без сна, наедине со своими тяжелыми думами, провел я ее. Рано утром я вышел из лазарета и быстрыми шагами направился к Екатерининскому дворцу. Свежий морозный воздух несколько успокоил меня. На одной из улиц толпа, при деятельном участии солдат, громила угловой винный погреб Шитта. Из толпы неслась циничная брань, покрываемая торжествующими криками:

– У-р-р-р-ааа! Наша взяла! Попили нашей кровушки!

Дойдя до здания, где раньше помещался Лицей, я свернул направо и пошел вдоль ограды парка Александровского дворца. За оградой стояли двойные посты часовых, кое-где виднелись пулеметы, было видно, что все готово к обороне. Около главных ворот я увидел в полной боевой амуниции полковника Герарди. Он узнал меня.

Отвечая на град моих вопросов, он рассказал мне о трех последних днях жизни в Александровском дворце. Это были дни, полные тревоги и волнений.

Лично он четвертую ночь не спал. Наследник цесаревич, великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны больны корью и находятся сейчас в очень серьезном положении. Государыня безотлучно находится при больных. О государе известно лишь то, что он выехал из Ставки и находится по дороге в Царское Село. Отношение взбунтовавшихся и совершенно разложившихся запасных батальонов и тракторных батарей к дворцу отвратительно, и можно с минуты на минуту ожидать всяческих эксцессов. Сводный полк настроен отлично, чего нельзя сказать о пришедшем на днях на усиление охраны Гвардейском экипаже…

– Что нас ожидает, одному лишь Господу известно! – закончил Герарди, тяжело вздохнув.

Его вызвали во дворец, и он, не прощаясь со мной, быстро пошел к первому подъезду. Я в тяжелом раздумье остался его ожидать.

Между первым и вторым подъездами я заметил противоаэропланное орудие на автомобильной установке, направленное на город. Около него копошились солдаты.

Герарди я не дождался и вернулся в лазарет. Но недолго я просидел дома. Меня снова потянуло к дворцу. Я решил добиться свидания с Костей Кологривовым, бывшим на охране дворца, и был уверен, что он устроит мне пропуск.

Вот и Главные ворота. Я на минуту остановился. В это время со стороны казарм конвоя его величества появился какой-то всадник на взмыленной лошади, который что-то дико кричал и размахивал обнаженной шашкой. Вскоре я услышал его пьяный голос более отчетливо:

– Кто из ахвицеров до восьми часов вечера завтрашнего дня не явится в Государственную думу, тот будет лишен ахвицерского звания! – орал во всю глотку этот своеобразный революционный герольд.

Я остановил его. Это был молодой казак лейб-гвардии сводно-казачьего полка. Заставив его повторить все сначала, я спросил, для чего он обнажил шашку, на что он мне ответил:

– А мне в Думе студент так приказал!

– А ты, дурак, лучше спрячь ее! – спокойным тоном посоветовал я ему, что он, к моему удивлению, немедленно и исполнил.

Я отпустил его, и долго еще его пьяный голос разносился по пустынным улицам.

Это необычное приказание взорвало меня, и я, не помня себя, прошел прямо через ворота дворца никем не остановленный и подошел к офицеру, стоявшему около них.

Я принял его за полковника, но, присмотревшись, сообразил, что это был офицер Гвардейского экипажа в сухопутной походной форме. Представившись ему, я попросил его разъяснить мне сей странный и даже более чем наглый приказ, прибавив, что служу государю императору, и только он один может лишить меня офицерского звания, от него же полученного, но не какой-нибудь Родзянко, до которого мне нет никакого дела!

Капитан с чувством потряс мне руку, вполне согласившись со мной. Лично ему ничего не было известно о таком приказе.

В этот момент раскрылась парадная дверь. Из нее вышел камер-лакей, который обратился ко мне с вопросом:

– Ее величество приказала узнать вашу фамилию…

Я назвал себя.

– Вы, ваше высокоблагородие, Крымского конного полка?

Я ответил утвердительно.

Он исчез. Я до того смутился, что не мог и слова сказать. Капитан был поражен не менее меня. Наконец я сообразил, что меня, должно быть, заметили из окна.

Вышедший снова из дворца камер-лакей обратился ко мне:

– Ее величество желает вас видеть…

Глубокое, радостное волнение охватило меня. Камер-лакей провел меня в знакомый коридор первого подъезда, подвел к узкой винтовой лестнице, ведшей наверх, и прибавил:

– Вы поднимитесь наверх, войдете в дверь налево, и в этой комнате вас ждет ее величество.

Я стал подниматься по лестнице. Вот и полураскрытая дверь. Я открыл ее и вошел в комнату.

В этот момент ее величество входила в нее с другой стороны.

Государыня была в белом больничном халате. Лицо ее было мертвенно-бледным, словно выточенным из мрамора. Глубоко впавшие глаза улыбались хорошей, доброй улыбкой.

Я сделал два шага вперед и отрапортовал:

– Ваше императорское величество! Крымского Конного вашего величества полка корнет Марков явился по вашему приказанию!

Императрица милостиво протянула мне свою руку, подвела к стулу и сказала мне своим мягким, проникающим в глубину души голосом:

– Садитесь.

Я постараюсь привести на память главные детали этого моего разговора с государыней.

– Вы давно вернулись в Царское?

– Скоро месяц, ваше величество!

– Не правда ли, вы были в Ялте и лежали у меня в здравнице?

– Так точно, ваше величество! Сначала я лежал в здравнице, но после того, как я заболел оспой, меня перевезли на квартиру моей матери в