Алексей Степанович кивнул, но как-то вопросительно, будто ждал продолжения.

В дверь сунулась причитающая Наталья Евгеньевна, подав коричневый пластиковый флакон с трёхпроцентной перекисью, вату, пару пакетов с бинтами, вытертое махровое полотенце и чистую голубоватую рубашку. Николай со вздохом перевёл взгляд на свою, засохшую багровым: пора было начинать отдирать.

– Выйди, он стесняется, – снова скомандовал дед жене, и та исчезла, стукнув дверью и продолжая что-то выговаривать снаружи про гнусные времена.

Николай не стеснялся никого и ничего уже достаточно давно, но идею деда Лёши понял, когда тот, наклонившись к самому его уху, добавил: «А вот врать – не надо».

В принципе, за исключение того, что мужик к нему действительно не заводился, а сразу пырнул, всё сказанное им было чистой правдой, но распространяться Николаю здорово не хотелось: большей части происходящего он всё равно не понимал. И это даже если согласиться, сжав зубы, с мыслью, что теперь ясно, – почему Даша не дошла с работы до дома.

Решив пока ничего не отвечать, он открыл кран, и несколько раз плеснул себе на бок холодной водой. Посмотрел на спокойно наблюдающего за происходящим деда, присевшего на краешек ванны, и рванул. Потолок поплыл, закручиваясь в спиралью. Николай, вцепившись левой рукой в раковину, рванул ещё раз, окончательно отодрав от себя присохший край испорченной рубахи, – и даже не глядя вниз ощутил, как кровь побежала по коже. Открыв флакон с перекисью и взяв в руки старенькое полотенце, он вопросительно, но уже совсем спокойно посмотрел на деда Лёшу, и тот одобрительно кивнул, так и не произнося не слова.

Как следует промыв и обработав рану, Николай убедился, что опасности она не представляет, – просто болит, как последняя сволочь. Разрез был длиной сантиметров в девять или десять, гладкий и чистый, как на свиной вырезке. Нож, вероятно, был отлично наточен. На такую длину порез требует по крайней мере нескольких стежков, но идти в ночной травмопункт было чревато – если мужик не дурак, и если он не один, то такую возможность он/они предусмотрят. Имелось ещё два десятка специализирующихся на хирургии институтских и стройотрядовских друзей, но кто из них сейчас дежурит, и где, Николай не знал. Придётся выбираться из этой ситуации самому. Но для начала надо позвонить домой – хотя бы просто отметиться.

Закончив с перевязкой, и вытерев невпитавшиеся остатки протёкшей на верх джинсов крови, Николай поискал глазами тряпку, и, наклонившись, начал собирать с пола остатки бумажной оболочки стерильного бинта.

– Брось, – скомандовал ему Алексей Степанович, – Пошли. Домой звонил?

Николай посмотрел на него уже почти с улыбкой: отец троих детей и вожак целого выводка правнуков от давно выросших и недавно переженившихся внуков и внучки, дед Лёша явно знал что такое родительское беспокойство.

– Нет, – ответил он, понадеявшись, что Наталья Евгеньевна не проявила за эти минуты лишнюю инициативу, и не позвонила им сама.

– Тогда вперёд. Я пока приберу.

– Да что Вы, Алексей Степанович! Я и сам могу!

– Давай-давай…

Дед Лёша даже не стал вдаваться в дискуссию, и просто пододвинул к себе из-под раковины мусорное ведро. Его жена, пробегавшая снаружи двери, судя по шагам, то в одну сторону, то в другую, встретила Николая очередным причитанием и всплёскиванием рук, но когда он указал на телефонную трубку – часто закивала и вышла из комнаты.

Грея трубку щекой, и слушая непрерывный гудок, Николай задумался. Родителям он звонить не хотел. Можно было сестре, на сотовый – за короткое время сложную цепочку связей: от его имени до её номера, было скорее всего не отследить. Но из квартиры… Лучше всего было, конечно, дойти по крайней мере до метро и позвонить по «карточному» автомату. Карточки, насколько он знал, тоже можно было отследить, связав воедино несколько сделанных с одной и той же звонков, но для такого случая можно было купить и новую, на пару десятков единиц. Деньги, в конце концов, у него были. Но зато не было желания никуда выходить.

– Старшая, привет! – сказал он в трубку, нащёлкав номер и дождавшись ответа в виде как обычно оптимистичного голоса сестры, – Как жизнь? Как вечер?

– Ничего, нормально. Как ты?

– Тоже всё ничего, – соврал Николай, не моргнув глазом. Зная, что сестра вот-вот спросит, чего это он звонит ей домой на сотовый номер, он объяснил, что ночевать сегодня домой не придет, и попросил передать это родителям, чтобы не волновались, – причём позвонить тоже обязательно на сотовый телефон, номер которого он, разумеется, уже не помнил. Сестра, вероятно, удивилась, но пообещала сделать как он сказал. Одной проблемой, таким образом, стало меньше. Николай обернулся на дверь, и увидел, что дед Лёша его дожидается, подпирая косяк. Спросить его по поводу «переночевать» он ещё не успел, но, во-первых, предполагал, что его на ночь глядя не отпустят, а во-вторых даже одних сегодняшних денег в кармане вполне хватало, чтобы в любом случае провести это время с комфортом. К тому, что их выросший сынок изредка может не прийти на ночь домой, родители Николая уже несколько привыкли, и хотя в большинстве случаев это объяснялось переносом дежурств или праздничными загулами, «ничего такого» в этом они уже не видели. Иногда Николай предполагал, что мама исподтишка надеется, что он наконец-то залетит и женится на какой-нибудь девочке поумнее, но после трёх лет медучилища и шести – мединститута это было чуть ли не смешно.

– Поговорил? – спросил его дед Лёша. – Всё нормально?

– Да, Алексей Степанович. Спасибо.

– Мы тебе на диване в гостиной постелим, а сейчас Наталья тебя станет ужином кормить. Будешь рассказывать, или нет?

Николаю захотелось ответить именно «нет», но это был не выход.

– Алексей Степанович, – сказал он вместо этого, – У Вас, я помню, много знакомых-моряков. Вы не подскажете, за последние полтора-два месяца из них кто-нибудь умер?

Вопрос был глупый: если тем морякам, которых дед Лёша мог знать, столько же лет, сколько и ему, то ничего удивительного в этом не будет в любом случае, но всё-таки…

– Три дня назад умер бывший кавторанг Орбага, – ответил дед после короткой паузы. Подумал он, вероятно, о том же самом. – Ему было 78 или 79, он у меня тральщиком ещё в Польше командовал. Вчера хоронили.

– Отчего?

Николай стоял, застыв, посреди комнаты, пытаясь заставить себя не воспринимать вообще любую деталь, как свидетельство своей паранойи.

– Инфаркт, – дед Лёша мазнул рукой по воздуху. – Третий.

– Кто-нибудь ещё?

– Под Новый Год – Егор Бородулин, ему в своё время ещё твой дед помогал. Почки. А так всё, больше не знаю. К ноябрю, как соберёмся с остатками наших, так пересчитаемся, а до этого… – он развёл руками. – Редко друг другу звоним, только когда надо что-то, или как собираемся в «Катькином садике»{6} на конец похода…

– Мальчики! – Наталья Евгеньевна заглянула к ним, разгоняя рукой воздух перед вспотевшим лицом. – Да идите уже на кухню, готово всё. Аскольдик, как ты? Маме звонил?