ты. Первый раз, и ты встретила другого морфа! Я ищу других уже в течение многих лет.

— Наверное, я потеряла так много времени, — попыталась пошутить Эмбер, — что Вселенная решила дать мне короткий путь. Как давно ты это делаешь?

— Почти 5 лет. У тебя бывали сны, в которых ты была кошкой?

— Да, много. Сколько я себя помню. Я люблю эти сны. Незадолго до моего первого морфинга мне приснился сон, в котором я была гекконом. Это было так круто: ощущения в пальцах, весь мир вверх тормашками. Когда я была на потолке, люстра выглядела как грибы, растущие из него. И это казалось совершенно нормальным.

— Ты шутишь! Ты была гекконом?

— Да, правда круто?

— Это более чем круто. Я всегда был только котом.

— Я хотела бы попробовать превратиться в геккона по-настоящему, когда станет теплее. Зима не лучшее время для рептилий.

— Да, было бы неплохо превращаться в других существ! Жаль, что это невозможно. Только кошки.

— Нет, это не так, — удивилась Эмбер. — Я могу морфиться в других. В филина, волка.

— Подожди! Тот волк, когда на нас напали собаки, это была ты?

— Да. Я должна была что-то сделать. Тигр слабел. Мы все замерзали. Я взобралась на вершину, превратилась в птицу, которая оказалась филином, подлетела к тёмным кустам и превратилась в волка. Я пыталась стать собакой, но не смогла представить себя собакой. Так что оказалась в волчьей форме.

— Невероятно. Значит, рана у тебя на плече не от совы, а от укуса собаки?

— Да. Оба эти воплощения были новыми для меня. К новому телу нужно привыкнуть. Я чуть не упала на землю, когда пыталась взлететь. И волком я тоже была неуклюжим.

— Ты не выглядела неуклюже. Ты выглядела страшно. И ты выиграла битву и спасла нас.

— Да, но я не смогла избежать укуса.

— Просто не верится, — сказал Гари после паузы. — Но кошка была первой, верно?

— Э… нет, — помрачнела Эмбер. — Первой была змея.

— Ух ты! Что за змея?

Эмбер посмотрела на него с большой грустью.

— Пустынный тайпан, — тихо сказала она.

Гари резко остановился и напряжённо посмотрел на Эмбер:

— Ты была…

— Да. Это была самооборона.

Они молча смотрели друг на друга.

— Значит, Дуглас Корроуэй всё-таки невиновен.

— В том убийстве, да. Он на самом деле пытался спасти жизнь того, Ликмана. Но он виновен во всех остальных, включая покушение на моё убийство. Они действовали вместе.

— Ты уверена?

— Да, — Эмбер рассказала Гари, как они работали вместе, чтобы похитить её, и её ужас, когда она очнулась в гараже. — Когда Дуглас Корроуэй прибыл, его первыми словами было: “Надеюсь, ты не начал без меня!”

— Почему он не позвонил в скорую сразу?

— Он искал меня. Он хотел убить меня, прежде чем обратиться за помощью.

Гари задумчиво нахмурился.

— Думаешь, война сделала его таким? — спросил он.

— Нет. Он пошёл на войну, потому что хотел убивать. Она закончилось слишком быстро, поэтому он начал убивать здесь.

— Ты видела его?

— Да. В змеином теле мне было холодно, поэтому я быстро превратился в Искру и какое-то время пряталась на дереве. Я видела их обоих. Это было что-то чудовищное.

Гари притянул её к себе и обнял. Какое-то время они молчали.

— Кто научил тебя морфингу? — наконец спросил Гари.

— Никто. Жизнь.

Затем Эмбер осознала правильный ответ:

— Смерть. Смерть — хороший учитель.

Гари ничего не сказал, только крепче обнял её. Она растворилась в его объятиях, и что-то начало заживать внутри неё. Они стояли на дорожке, и другим ученикам приходилось их обходить. Опять же, они выглядели как романтическая пара, поэтому другие их игнорировали.

Через несколько минут Эмбер сказала ему:

— Ты бы лучше перестал меня обнимать, пока не испортил свою репутацию.

Гари рассмеялся и посмотрел ей в лицо, всё ещё держа в руках.

— А у тебя ещё больше самомнения, чем у меня! А я думал, что я чемпион. Скорее пострадает твоя репутация.

— Они обе пострадают. И это не самомнение…

— Гари?! — голос, полный шока и негодования, воскликнул за его спиной. Он повернулся, и они оба увидели Милли, уперевшую руки в бока. — Что ты делаешь?!

— Не понял, — сказал Гари, одной рукой всё ещё обнимая Эмбер за плечи. — Разве это не грубость — прерывать личный момент?

Милли с отвращением посмотрела на Эмбер, потом на Гари и широко раскрыла глаза.

— Как ты мог пасть так низко? — её голос был полон обиды.

Гари открыл было рот для одного из своих высокомерных замечаний, но вдруг обнаружил, что он не в настроении и что рядом с Искрой у него открывается бездонный колодец терпения.

— Милли, я когда-нибудь критиковал твой выбор людей, с которыми ты проводишь время?

Милли ничего подобного не ожидала и просто смотрела на него с открытым ртом.

— Нет, — ответил сам себе Гари, — я всегда уважал твой выбор.

Милли только хлопала глазами, не находя слов.

Гари продолжил:

— Сделай мне одолжение и уважай мой.

— Аааа! — Милли сумела выразить всё своё замешательство, гнев и разочарование в этом восклицании и устремилась прочь.

— Какое выразительное “А”, — сказал Гари Эмбер. — И, кажется, ты была права.

— Это закон Вселенной. Энтропия имеет тенденцию к увеличению, а репутация имеет тенденцию к снижению.

Гари беззаботно рассмеялся.

— Если Милли видит каньон там, где я вижу гору… — он сделал паузу. — Это значит, что один из нас — геккон.

Эмбер улыбнулась.

— Я замерзаю, — сказал Гари. — Пойдем внутрь и найдем тихое место. Мне нужно рассказать тебе всё, что я знаю о морфинге.

21. История Гари

Они вернулись в школу и нашли пустой класс. Гари начал рассказывать.

…

Мне было 10, когда я встретил Раймонда. Он был инструктором в моём летнем лагере по робототехнике. Ему был 71 год, и я думал, что он древний. Но он был полон энергии и был замечательным учителем. И необычным. Он учил нас не только роботам. Он всегда мог найти аналогию или связь между тем, чем мы занимались в данный момент, и чем-то ещё — жизнью, природой, физикой, психологией, философией, чем угодно.

Мы говорили обо всём. Одним из первых вопросов, который он задавал всем, был: “Вам когда-нибудь снилось, что вы — животное?” Я думал, что это обычный вопрос, чтобы завязать разговор и сплотить команду.

Дети рассказывали о своих снах, где они играли с необычным животным, или у них было много домашних животных, или они летали. Раймонд слушал и обсуждал сон, но всегда спрашивал: “Ты сам был животным?” Я