Итак, Кротов советовал для начала научиться концентрировать внимание на достижении цели – при умении медитировать и не отвлекаться. Этому Константин научился давно, поскольку работа писателя требовала именно такого сосредоточения. Если уж он попадал в созданный собственным воображением мир, то начинал там жить и возвращался обратно в мир реальный, только когда кончалась энергия. Когда он уставал.

Хорошо, пошли дальше.

Кротов советовал научиться «спускаться вниз», к источнику всего сущего. Что он имел в виду? Физическую картину Мироздания? Вселенная, по мысли космологов, родилась после Большого Взрыва. Значит, надо нарисовать умозрительно этот взрыв? Момент рождения Метагалактики?

Ватшин закрыл глаза, представил, как это может выглядеть.

В пустом и чёрном пространстве загорается звёздочка…

Стоп! По современным теориям существует Большая, Бесконечная, вечно кипящая Вселенная, заполненная не пустотой (пусть простят меня учителя словесности), а перетекающей из одного состояния в другое энергией. Значит, в сверкании вихрей той Супервселенной загорается сверхмалая звёздочка и стремительно начинает расширяться. Этот этап учёные, кажется, назвали инфляцией. Что дальше?

Звёздочка за сверхкороткий отрезок времени расширяется до гигантских размеров и превращается… во что она там превращается? Со стороны не видно, надо попасть внутрь. Итак, мы внутри…

Ватшина обняла невероятная космическая пустота, пронизанная не менее невероятной тишиной! Ничто, из которого родилась будущая Метагалактика, продолжало расширяться, превращаясь в настоящее трёхмерное (а может быть, и многомерное) пространство, ещё не заполненное материей. Ватшину даже показалось, что он может пить эту пустоту как воду.

А затем весь этот невообразимо колоссальный объём, который невозможно было на самом деле назвать ни вакуумом, ни пустотой, ни пространством, взорвался ещё раз, превращаясь в пламя перворождённых элементарных частиц – суперструн, сверхточек, кварков и глюонов. Началась эпоха рекомбинации – превращения первичных кирпичиков Мироздания в элементарные частицы – протоны, нейтроны и электроны, которые через миллион лет образовали первые звёзды, протогалактики и протопланеты…

Ватшин вынырнул из своего мысленного путешествия, как пловец из воды, хватая ртом воздух. Обливаясь, допил остывший в чашке кофе.

«Бог ты мой! – подумал он с испугом. – Я ведь и в самом деле видел это! Значит, Кротов не зря именно мне прислал компромат на ксенотов? Я тоже – из тех, кто видит?»

Захотелось снова вернуться в прошлое, посмотреть, чем закончится эпоха рождения первых звёзд.

Однако на кухню вдруг зашла заспанная, в одной ночной рубашке, Люся, и Ватшин с сожалением отложил идею побродить по древней Вселенной, заполненной «дымом» начавшихся термоядерных реакций. Обнял жену, уткнувшись носом в её грудь.

– Разбудил? – Он поцеловал её.

– Я сама встала, – сонным голосом ответила она, прижав его голову к себе.

– Кофе хочешь?

– Хочу. – Люся улыбнулась, когда губы мужа нашли сосок груди под рубашкой. – Ты работал?

– Точно, – проговорил он с заминкой, не спеша признаваться в своём мысленном путешествии в прошлое. – Иди, умывайся, пока я кофе сделаю.

Люся послушно двинулась к двери, оглянулась.

– Знаешь, вчера меня с работы один молодой человек провожал.

– Вот как? – сдвинул он брови с нарочитой угрозой. – Кто? Я его знаю?

– Я сама его не знаю.

Ватшин засмеялся.

– А говоришь – провожал.

– Он сзади шёл, а когда я оглядывалась – прятался.

Сердце кольнула тревога.

– Этого нам не хватало! Ты его раньше видела?

– Нет.

– Почему же вчера не сказала?

– Забыла. – Люся вышла.

Ватшин повертел в руках пустую чашку и вдруг понял, что надо позвонить Гордееву. Интуиция подсказывала: ксеноты его не забыли.

Солома – кличку ему придумали ещё в школе из-за очень светлых, почти белых волос и из-за фамилии – по паспорту он был Соломиным Виктором Андреевичем. Цвет его волос и в зрелом возрасте почти не изменился, как и характер, весёлый и простой, легко отзывающийся на шутки товарищей. При этом Виктор был классным оперативником, мастером рукопашного боя, тонким аналитиком ситуаций и не зря командовал спецгруппой «Заставы», по физическим и психологическим кондициям не уступающей таким подразделениям силовых служб, как «Альфа» и «Кобра».

После захвата представителей двух враждующих лагерей ксенотов – драгонов и герп, маскирующихся под добропорядочных граждан России, Солома получил задание доставить обоих задержанных – Коренева (под маской бывшего полковника КГБ жил и здравствовал Зишта Драгон, человекоящер, сумевший устроиться заместителем директора Московской газовой биржи) и Хаевича (этот деятель был герпой по имени Зифа-Кифа) не на Лубянку, где у них наверняка были свои «люди», а на одну из баз «Заставы» в Чехове.

Задание было простым и лаконичным – доставить, и никак не комментировалось начальником «Заставы» Гордеевым. Но для его выполнения потребовалось совершить множество дополнительных манипуляций, в том числе – обставить исчезновение Коренева и Хаевича таким образом, чтобы оно имело под собой реальные основания. На это потребовалось время – двое суток, после чего в прессу просочились слухи о финансовых махинациях и бегстве обоих в «одну из европейских стран». Где их следы и затерялись.

Только завершив эту часть операции, Соломин и трое его оперов повезли отнюдь не «зелёных человечков» на базу, где с ними должны были поработать специалисты иного плана – контактёры, ксенопсихологи и эксперты в области изучения НЛО. Всё-таки успешный захват таких крупных «инопланетных дельцов» являлся делом редким, а пользы анксам они могли принести немало.

Солома не зря считался лучшим исполнителем такого рода операций. Он не стал спешить с реализацией задания, разработал план «Б» на случай непредвиденных обстоятельств и только после этого усадил ксенотов в фургон «Мерседес» с надписью «Мороженое» на борту. Передислокация пленных на базу, которая располагалась недалеко от городка Чехова, на территории охотхозяйства «Люторецкое», должна была состояться ночью.

Выехали из Москвы в два часа ночи.

Интуиция не подвела его и на этот раз.

На пятьдесят первом километре Варшавского шоссе их ждала засада.

Кто её устроил, они разобрались позже. А в три часа ночи, когда машины группы, основная – фургон с пленными и сопровождения – джип «Кайенн», проехали Шарапово, Солома почувствовал «дуновение ветра угрозы» и отдал приказ «Курок!», предписывающий группе быть готовой к нападению.

Через минуту впереди за поворотом показался съезд вправо, где стояли три автомобиля: грузовой фургон «Вольво», старенькая вазовская «Рено Лада» и полицейский «Форд» с мигалками.