Теперь, когда они живут самостоятельно, без своих мамочек, которые всегда заботились, чтобы девочки правильно питались и не сидели на сухомятке, Конни и Карла впервые вынуждены сами ходить по продуктовым магазинам. И еще одно им приходится делать впервые — выходить из дому «при полном параде», то есть по-прежнему разыгрывать из себя двух трансвеститов. Это подразумевает такие детали, как красные колготки в сеточку, парики и такое количество грима, которого хватило бы и актерам театра «Кабуки». Они чувствуют себя ужасно взрослыми, шествуя по супермаркету с тележкой и заранее составленным списком продуктов, который включает не только печенье, пирожные и газировку, но также картошку, помидоры, салат-латук и даже курицу. Самое трудное начнется потом, когда они вернутся домой: нужно будет сообразить, как приготовить всю эту дурацкую еду.

Они катят тележку по овощному отделу и некоторое время пытаются вести серьезный разговор насчет того, что неплохо было бы купить баклажаны и шпинат, которые полезны для здоровья и наполняют кухню таким приятным запахом, если приготовить их с чесноком. Ну прямо как дома. Впрочем, они обе прекрасно понимают, что ни одна из них не притронется к этим овощам до тех пор, пока — может, через пару месяцев — им не придется, заткнув нос, вытащить их из морозильника и выкинуть на помойку, чтобы избавиться от запаха гнилья. Посовещавшись, они приходят к выводу, что лучше не выбрасывать деньги на ветер, а потратить их на что-нибудь такое, что они точно съедят: например, вот на этот большой пакет с конфетами «M&M’s», который предлагается сегодня со скидкой и обойдется несравненно дешевле, чем такое же количество этого драже в маленьких пакетиках.

Какая-то женщина, по комплекции более всего напоминающая зубочистку, бросает на них недовольно-презрительный взгляд. В чем причина этого, девушки не понимают. Может, все из-за того, что они явились в магазин днем в вечерних платьях и ярко накрашенные? Или проблема в том, что они весят определенно больше девяноста фунтов, но при этом не комплексуют по поводу лежащей в их тележке поверх всех продуктов полугаллонной упаковки отнюдь не обезжиренного мороженого?

Конни хватает с прилавка сетку картошки и засовывает ее в тележку миссис Зубочистки.

— Принимайте это два раза в день, милая, — говорит она. — Уверяю, это вам поможет.

Тем временем к Карле подходит уже давно крутившийся поблизости высокий и очень симпатичный парень.

— Привет, красотка, — говорит он ей и подмигивает. — По-моему, я видел тебя в клубе «Экстаз». Ты ведь Ральф, если не ошибаюсь?

— Ошибаешься. Я — Карла, — отвечает она, не уверенная, следует ли ей подмигнуть в ответ. — Мы совсем недавно в городе.

Парень обворожительно улыбается и в эффектном повороте корпуса успевает продемонстрировать шикарно проработанную мускулатуру.

— А, так ты приезжая? Хочешь, я тебе город покажу? Только с одним условием: пообещай, что придешь в этих же колготках в сеточку.

Только сейчас до девушек доходит, что этот парень — гей, а они — якобы трансвеститы.

— Вот блин! — вырывается у Карлы, причем произносит она эту реплику своим обычным голосом. Затем, собравшись с духом, берет на октаву ниже и спрашивает: — Так ты что, меня клеишь, что ли?

Парень улыбается еще шире:

— Ну да, типа того.

— Девочка, между прочим, не одна, — быстро встревает в разговор Конни, приходя на помощь сестре. — Я надеюсь, ты меня правильно понял?

— Ну, тогда извините, — говорит парень, пожимая плечами. — Обидеть вас я не хотел, но ведь попытка не пытка, правда?

— Правда, правда! — кивает Конни и толкает тележку в противоположном от него направлении.

Парень пытается сделать еще один заход:

— А если втроем?

— Нет, спасибо, — бросает Конни через плечо. Нет уж, это ни за что. Ни тогда, когда они были женщинами, ни теперь, когда они геи.

В «Хэндлбаре» не протолкнуться. Публика то и дело срывается на восторженные аплодисменты. Конни и Карла исполняют номер из рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда».

— «Когда я умру», — поет Карла, теребя не слишком убедительно выглядящую бороду.

Конни исполняет партию Марии Магдалины:

— «Спи, и я буду хранить твой сон, успокойся, и я умащу твое тело благовониями, мирром смажу твой пылающий лоб, о-о!» — Наступает очередь феерического финального дуэта.

После представления Карла аккуратно снимает бороду и, морщась, стирает с подбородка остатки клея. Сегодня программа исполнена уже дважды, и бар полон весь вечер. С физиономии Стэнли не сходит блаженная улыбка. По окончании второго представления девушки обнаруживают в гримерной дюжину роз на длинных стеблях. К букету прилагается открытка: «Карле и Конни с благодарностью от Стэнли». Впрочем, по тому, с каким чувством Стэнли обнял ее в перерыве, Карла понимает, что розы предназначены ей лично.

Вечер был долгий, и она ждет не дождется, когда наконец придет домой и сбросит этот чертов парик и проклятые туфли на высоких каблуках. Она бросает взгляд на Конни, ожидая, когда та выйдет вперед, чтобы они могли послать воздушные поцелуи публике, а потом убежать за кулисы, держась за руки.

Против ожидания Конни вместо этого обращается к залу:

— И в этом-то городе нормального парня днем с огнем не найдешь, а представьте себе Назарет, да еще до Рождества Христова. Мне так жаль Марию Магдалину.

Это еще что? Карла удивленно поднимает брови. «Что это ты творишь?» Отведя руку за спину, чтобы не видела публика, Конни подает Карле давно известный обеим секретный знак: «У меня есть план — подыграй мне».

За время, прошедшее с первого прослушивания в баре, Карла вполне освоилась с ролью трансвестита и теперь готова работать на сцене в этом образе сколько потребуется. Вот и сейчас она быстро подхватывает заданную сестрой интонацию и спрашивает:

— Тебе жаль Марию Магдалину? С чего бы это, Конни?

— Неужели ты не понимаешь? Ну представь: вот решила она наконец взяться за ум и зажить праведной жизнью. И надо же было, чтоб ее угораздило связаться с таким бесперспективным парнем: ему уже тридцать три года, а он все еще живет в родительском доме со своей еврейской мамочкой, которая никогда в жизни не согласится признать в качестве невестки бывшую шлюху.

Публика стонет от восторга. Зал содрогается от того, как зрители случат ладонями по столам, аплодируют и гогочут.

На диванчике за угловым столиком сидят Селин Дион и Арета Франклин.

— Селин, достань, пожалуйста, мои беруши, — жеманно произносит Арета.

Селин сдувает волосы со лба и криво ухмыляется:

— Сначала ты мои.

— Ну а что вы скажете на это? — продолжает Конни. — Дева Мария! Дева! Да бросьте вы! Неужели эта женщина даже на свой выпускной вечер не ходила?

Очередной взрыв аплодисментов и смеха в зале.