Он заговорил со мной на улице, когда мы случайно встретились. Я смотрю на него в сомнении. И неприятное чувство усиливается, когда он озвучивает сомнительное предложение: «Приходите в мой номер в отеле, будем снимать, и я дам вам пятьдесят тысяч франков». Я не даю внятного ответа, сворачиваю разговор и иду домой: я уверен, что предложение это сомнительное.

Дома моя жена Элоди, которой я рассказал об этой встрече, силится меня успокоить. Она напоминает мне о моих талантах боксера и о том, как легко я пускаю в ход кулаки. И добавляет, что, если режиссер «новой волны»[29] только попробует ко мне «подкатить», я сумею себя защитить.

Его критические статьи в «Кайе дю синема» наделали достаточно шуму, чтобы моя умная и наделенная чутьем жена обратила на них внимание. Она хорошо видит его современность и ручается за его талант, уговаривая меня принять предложение. Послушавшись ее, я отправляюсь в отель на бульваре Распай, где он проживает.

Придя в его номер, я сразу понимаю, что это не подстава. Здесь действительно снимается короткометражка: он не один, в окружении команды молодых людей, жизнерадостных и симпатичных. От этого кинематографического рандеву в гостиничном номере исходит атмосфера свободы и веселья.

Сюжет «Шарлотты и ее хахаля», женоненавистнической комедии в духе Мариво, в которой женщина уходит от мужчины на верхнем этаже к другому на нижнем, прихватив с собой зубную щетку, ей способствует. Но позволяет эту атмосферу манера Годара руководить, не руководя. Для него ничто никогда не предписано; действия должны рождаться в текущий момент, а персонажи оставаться такими же зыбкими, такими же сложными, такими же не поддающимися характеристикам, как в реальной жизни. Мы маски и масками останемся. Понятия роли и сценария он разрушает. Он находит себя, лишь теряясь; он старательно избегает знать, куда идет, чтобы быть уверенным, что придет к цели. Он ищет постоянных сюрпризов, импровизации, живой жизни.

Эта естественная манера снимать кино так мне нравится, что я даю себе полную волю в игре. Это новое, незнакомое удовольствие. По окончании этой короткой и воодушевляющей съемки Годар говорит мне со своим швейцарским акцентом: «Когда я буду снимать свой первый полнометражный фильм, приглашу тебя».

Это обещание, признаться, греет мне душу, но я воспринимаю его как обет, клятву кино, иллюзию момента. Артистам часто не хватает средств, а постоянства тем паче.

Однако через несколько недель он вновь дал о себе знать, на этот раз письменно. Когда я потел в Алжире, пришло письмо от Годара, в котором он просил разрешения самому дублировать меня в «Шарлотте и ее хахале». Письмо заканчивалось обещанием дать мне главную роль в его первом полнометражном фильме.

В той дыре, где я был, его письмо привело меня в восторг, но показалось еще более несбыточным, чем в первый раз. Я, разумеется, дал согласие заменить меня, застрявшего в африканской глуши, чтобы его короткометражка могла выйти.

И «Шарлотта и ее хахаль» не только была закончена, но и получила благоприятные отзывы критики. Правда, мой монолог в швейцарской версии, перемежаемый протяжными восклицаниями, произвел на меня странное впечатление. И на других тоже. Жак Беккер, собиравшийся пригласить меня в свой фильм «Дыра», отказался от меня из-за этого голоса, который не был моим. Итак, мою игру в короткометражке Годара заметили, но возникло недоразумение из-за контраста между моей внешностью и тембром.

Вскоре после выхода фильма и моего возвращения из Алжира Клод Шаброль – который принадлежал к тому же анархистскому течению, что и мой швейцарский друг, и, очевидно, был в курсе, что меня дублировали в «Шарлотте и ее хахале», – одобрил предложение братьев Хаким, продюсеров его фильма «На двойной поворот ключа».

С ними я тоже столкнулся благодаря случаю, приведшему меня на Елисейские Поля. Однажды я встретил там Жан-Клода Бриали, с которым часто встречался на улице Сен-Бенуа. Он чувствовал себя скверно: мучился от ужасной боли в спине, требовавшей операции и вынудившей его отказаться за три дня до съемок от роли в фильме Шаброля. «Позвони продюсерам, братьям Хаким, – сказал он мне, – они ищут актера, чтобы срочно заменить меня».

Я поблагодарил его за наводку и позвонил. Когда я явился в контору наборов, они на первый взгляд нашли меня безобразным и прямо это высказали. Я уже собрался показать им спину, но они остановили меня, заведя медоточивые речи. Через несколько минут они воспользовались моей доверчивостью дебютанта в кино, чтобы сэкономить на гонораре. Они наплели мне, что, мол, режиссер высказал серьезные сомнения на мой счет, он не хочет меня в этой роли и единственный для них, продюсеров, способ навязать меня – это аргумент цены. Если я стою недорого, то…

Только позже, из разговоров с Клодом Шабролем, я понял подвох. Но дело было сделано: я подписал контракт на роль персонажа, с которым чувствовал много общего, возмутителя спокойствия, разоблачающего лицемерие общества, чистого бунтаря.

И у Шаброля свобода на съемочной площадке позволяет мне экспериментировать в безумствах, заходя в своей интуиции далеко, порой дальше, чем от меня требуется. Иногда даже за грань приличий. Так, однажды я снял трусы перед Мадлен Робинсон, которая этого не ожидала и так покраснела, что это заметно в кадре.

Мой лучший и самый чокнутый друг Марио Давид тоже получил роль в фильме «На двойной поворот ключа», и в компании с ним я окончательно распоясался. А ассистентом режиссера был Филипп де Брока…

Конец этих съемок был грустным, как прощание на перроне вокзала в день мобилизации. И я окончательно убедился, что «новая волна» мне нравится. Ее гении, Шаброль, Трюффо и Годар, поддерживают друг друга, совершая свою революцию. Они пишут вместе, вдохновляются друг другом, разделяют с другими свои успехи.

Жан-Люк Годар меня не обманул. Ходит слух, что его замысел полнометражного фильма, для которого Трюффо написал сценарий и который поддерживает Шаброль, прославившийся благодаря «Красавчику Сержу» и «Кузенам», начинает конкретизироваться. Один мелкий продюсер согласился финансировать проект, и режиссер ищет актрису. Он уже получил отказ от Аннет Стройберг – вернее, от Роже Вадима, который боится отдать свою подружку в лапы сердцееда-швейцарца. Что до актера, я ничего об этом не слышал, но полагаю, что он ухватится за любую согласную знаменитость. У меня уже достаточно опыта, чтобы не верить его обещаниям.

Вот только на этот раз предложение выглядит серьезным – Годар не отказался от своей идеи. Он звонит мне, чтобы сообщить, что я буду, если согласен, его актером в «На последнем дыхании». Больше я почти ничего не узнаю до начала съемок. Он не даст мне сценарий Трюффо, только вкратце изложит сюжет фильма: «Это история одного типа. Он в Марселе. Угонит машину, чтобы встретиться со своей любимой. Убьет полицейского. В конце он погибнет или убьет девушку, там будет видно». И назначит мне встречу в «Фуке», чтобы заключить контракт.