Старейшины чинно и важно прошествовали мимо застывшего столбом Леарха, саркастически ухмыляясь и постукивая посохами по мозаичному полу.

— Не позорь имя своего отца, Леарх! — сурово произнес Евриклид, проходя мимо юноши. — Тебе не место в этом доме. И тем более в объятиях распутной жены Леотихида!

Евриклиду не удалось настоять на возвращении в Спарту Демарата и на изгнании Леотихида. Существующее положение вещей устраивало подавляющее большинство знатных спартиатов. Если ныне в Спарте всеми делами заправляли Агиады и поддерживающие их знатные роды, то с воцарением Демарата непременно пошел бы в гору царский род Эврипонтидов, причем та его ветвь, от представителей которой спартанским властям хватало хлопот и в прошлом. Безвольный Леотихид устраивал Агиадов и спартанскую знать, имевшую доступ в эфорат. Народ, любивший Демарата, безмолвствовал, удрученный зловещими предсказаниями.

Эфоры созвали народное собрание, на котором объявили, что для избавления Лакедемона от гнева богов потребуются два гражданина, согласные добровольно расстаться с жизнью. Этим двоим предстояло отправиться в Азию к персидскому царю, у которого имелось полное право обрушить на них свою месть. Персидских послов, утопленных в колодце по приказу Клеомена, было двое. Таким образом, рассудили эфоры, спартанцы заплатят равным за равное и смертью за смерть, как повелевает им додонский оракул.

К этому разговору Горго готовилась, как к некоему испытанию. У нее было время все обдумать и взвесить. Леонид затеял этот непростой разговор с женой, лишь спустя два дня после того досадного случая в спальне Горго.

Горго сразу призналась Леониду, что она влюблена в Леарха. При этом Горго, как могла, выгораживала Дафну.

По спартанским обычаям вина Горго, собственно говоря, и не считалась виной. Увлечение царицы юношей, увенчанным победными венками в Олимпии и Немее, только подтверждало ее выдающиеся душевные качества. Единственно, о чем Горго не следовало забывать, как жене царя, так это о соблюдении нравственных приличий.

С этого и начал Леонид разговор по душам с Горго.

— Мне ведомо, что супружество со мной тебе в тягость, — молвил Леонид. — Наш брак с самого начала был похож на холодный очаг, в котором никогда не вспыхнет огонь. Поверь, Горго, я взял тебя в жены, повинуясь воле эфоров. Ты всегда была для меня как дочь. Я и не предполагал, что по прихоти судьбы мне придется стать твоим мужем и обагрить нашу постель твоей девственной кровью. Что делать, царям порой приходится платить за трон очень высокую плату! Царю Эдипу, например, пришлось жениться на собственной матери, которая родила от него детей. Эдипа извиняет лишь то, что он к моменту свадьбы не знал, что его невеста доводится ему матерью. А что извиняет меня? Глядя в твои грустные глаза, Горго, мне иногда кажется, что я не заслуживаю никакого прощения за то, что сделал тебя несчастной.

Сказанное Леонидом глубоко тронуло Горго, которая и до этого знала, что Леонид не без душевных терзаний сходится с нею на ложе, а затем тайком навещает Мнесимаху, свою прежнюю жену. Вот почему Горго не стала лгать и изворачиваться, но сразу поведала Леониду о своих чувствах к Леарху.

Леонид сел на скамью рядом с Горго и мягко обнял ее за плечи. Это объятие Леонида вдруг напомнило Горго ее детство. Она враз притихла, смиренная то ли нахлынувшими воспоминаниями, то ли добрым голосом Леонида.

— Я рад, что твоя любовь к Леарху взаимна, — продолжил Леонид. — Вы можете встречаться здесь, я не против этого. Это даже замечательно, Горго, что именно в доме своего отца ты обретешь истинное женское счастье.

Леонид тяжело вздохнул. Его всегда посещала печаль, когда он упоминал при Горго своего старшего брата, ее отца.

Растроганная Горго обвила руками шею Леонида, уткнувшись лицом в его густые светлые волосы. Ей нестерпимо захотелось разрыдаться. Такого с Горго еще не бывало, поэтому она пребывала в некотором смятении.

На утро следующего дня в гости к Горго пришла расстроенная Дафна и сообщила ей, что ее муж вознамерился поехать добровольцем к персидскому царю.

— Сперхий затаил обиду на эфоров и старейшин, лишивших его должности лохага, — молвила Дафна. — Сперхий говорит, что из-за случайного ранения в спину многие сограждане утратили уважение к нему, хотя не показывают виду. А он, мол, это все равно чувствует.

— Насколько мне известно, старейшины сместили Сперхия с должности военачальника, пока не заживет рана у него на спине, — сказала Горго. — Разве рана не зажила?

— Рана-то зажила, — с досадой ответила Дафна, — но шрам на спине остался. По этой причине геронты решили сделать Сперхия не военачальником, а урагом.

— По-моему, ураг — очень почетная должность в войске, — заметила Горго. — Без урагов невозможно обойтись при построении войска в фалангу. Неужели Сперхий не понимает, что урагами становятся только самые опытные воины.

— Ты же знаешь, Горго, что ураги занимают место в самой последней шеренге фаланги, — проговорила Дафна, хмуря свои красиво изогнутые брови. — Зачастую случается, что битва завершается победой даже без их участия. Это не нравится Сперхию. Ему же непременно надо быть в самой гуще сражения! Он же всегда сражался в передней шеренге!

— Хочешь, я сама поговорю со Сперхием? — предложила подруге Горго.

— Поздно, милая. — Дафна печально вздохнула. — Сперхий уже ушел к эфорам, чтобы поставить их в известность о своей готовности умереть за Спарту. Я сказала Сперхию, что беременна. Я умоляла его не жертвовать собой столь бесславно! Ничего не помогло. Сперхий ушел в эфорейон и даже не оглянулся!

Горго погладила Дафну по щеке.

— Ты и впрямь беременна?

Дафна молча кивнула.

— Тогда, если родится мальчик, назови его Сперхием, — сказала Горго, заглянув в глаза Дафне.

Вторым добровольцем стал спартанец Булис, сын Николая.

Если Сперхий все же успел получить достаточно почестей, покуда был лохагом, то Булису с этим сильно не везло. К пятидесяти годам Булис смог дослужиться всего лишь до филарха. Это был самый младший военачальник в спартанской фаланге. Филарх начальствовал над восемью воинами, составлявшими единый ряд в фаланге, развернутой в боевой порядок. Воины в таком ряду выстраивались в затылок друг другу.

Филархи всегда занимали место в передней шеренге боевого строя, это были ветераны испытанной храбрости, с большим военным опытом. Главной обязанностью филархов было сохранение строя фаланги, невзирая ни на какие трудности и потери. Мощь спартанской фаланги основывалась прежде всего на слаженном взаимодействии множества гоплитов, слитых в единый боевой строй. Малейший сбой хотя бы в одной из шеренг мгновенно ослаблял силу фронтального удара фаланги. Поэтому у младших командиров фаланги всегда было много хлопот и в бою, и во время учений новобранцев. По сути дела, именно филархи являлись важнейшими звеньями фаланги во время маневров и перестроений на поле битвы.