мог вспомнить. Все какими-то яркими, но размытыми фрагментами и вспышками.

Вот они целуются – уже во второй раз, но все так же сладко. Вот его руки скользят по ее плечам, а за ними скользит и падает на пол халат. И Фёдор тут же подхватывает Лолу на руки. В номере тепло, но ему почему-то кажется, что если ее не взять на руки, не прижать к себе, не отнести в постель – то она непременно замерзнет.

Раздевался он, наверное, сам. Их обнявшихся и обнаженных – помнит. Помнит, какая у нее гладкая нежная кожа – везде. Какие у нее быстрые пальцы, и как она ими зарывалась в его волосы на затылке. Как сама запрокидывала голову, подставляя шею под поцелуи. Какая у нее твердая упругая грудь – и как она судорожно вздохнула, когда он положил на ее груди руки. Помнил, как дрожали ее бедра, как от разгорячённой кожи пахло его гелем для душа. В общем, многое, оказывается, он помнил.

До того момента, который резко его отрезвил.

Картина восьмая, весьма разочаровательная. А могла бы быть эротической.

И все же это оказался момент, про который говорят, что он был упущен. О содеянном Фёдор понял, когда все уже случилось и уже ничего не исправить. И потом, сколько ни вспоминал, никак не мог объяснить себе - ну как он в самый-то нужный момент не сообразил, не догадался?! Впрочем, догадаться было сложно. Ведь они хотели друг друга. Целовались, ласкали, гладили друг друга. Завелись… ну ладно, он завелся… И как можно было предположить, что Лола… что у нее… у нее!.. не было мужчин до него.

Девственность – товар по нынешним временам редкий. По крайней мере, Фёдору не встречался, и он искренне полагал, что современные молодые люди - и девушки, и юноши - расстаются с невинностью примерно одновременно с получением аттестата о среднем образовании. Может быть, это даже как-то связано. По крайней мере, с Фёдором это произошло именно так.

Но Лола… Лола… ее возраст… внешность… образ жизни… манера себя вести… имидж… И все это вместе нисколько не подготовило его к тому, что происходило сейчас. К тому, что он буквально несколько секунд назад лишил невинности главу самого скандального модного дома. Совершенно не желая этого. Да кто б его спросил. Или хотя бы в известность поставил заранее.

Делать-то теперь что?

Они как-то нелепо замерли. Не шевелились. Он опирался на локти. Она едва дышала под ним.

- Извини… - чужим скрипучим голосом проговорил Фёдор. – Я не знал…

- Еще раз извинишься – я шлепну тебя по мягкому месту.

Задачу Лола ему явно не собиралась облегчать. Фёдор шевельнулся.

- Я могу… прекратить… если ты хочешь…

- Только попробуй.

- Лола… - возбуждение возбуждением, но что-то ему в ее поведении не нравилось.

- Давай панихиду по моей невинности отложим на другое время!

- Послушай, я…

- Мне что, тебя уговаривать придется?!

Это раздраженное шипение отрезвило его окончательно. Но уговаривать себя Фёдор не дал. В конце концов, они оба этой близости хотели. Да, сейчас, наверное, Лола уже не хочет его так, как пару минут назад – Фёдор понимал, что первый раз у мальчиков и у девочек несопоставим по степени удовольствия. Но не уговаривать же ее прекратить?! Тем более что самому-то хочется. Очень хочется. Так какого черта…

Он перенес вес на правую руку, левую подсунув ей под поясницу.

- Я постараюсь быть нежнее…

Он честно старался. Но в конце концов забыл про все. Оказывается, он слишком ее хотел. Оказывается, она слишком узкая и горячая. Оказывается, он может потерять голову. Оказывается, это охренеть как приятно.

Он даже позволил себе на нее рухнуть. Ну как позволил - просто иначе не получилось. И лишь через несколько секунд откатился. Отдышался.

- Ты как? – коснулся кончиками пальцев гладкого влажного бедра.

- Жива.

Так. Мозг-предатель вернулся на место. И ему все происходящее категорически не нравилось.

- Лола, я… - мозг вернулся, но без слов. Фёдор не знал, что сказать. Давешнее непонимание, что говорить и как себя вести, вернулось в десятикратной мере.

- Давай панихиду оставим до утра, - негромко и как-то совершенно бесцветно отозвалась она. Демонстративно зевнула. – Можно, я у тебя переночую?

Происходящее выглядело все хреновее и хреновее.

- Можно, - он вздохнул. И, повернувшись на бок, прижал девушку к себе. И натянул на них обоих одеяло. – Только я буду обниматься.

Она не ответила. Не прижалась в ответ. Но, по крайней мере, не стала вырываться. Вот и славно. А завтра утром, будем надеяться, им будет не до панихиды. И вообще, утро вечера мудренее. Да, именно так.

***

А вот и не так. Утром Лола сбежала, не дождавшись панихиды. Хотя, может быть, сбежала она еще ночью. Сделать это было нетрудно, потому что спал Фёдор всю ночь как убитый и, услышав звонок будильника, не сразу смог проснуться.

А когда все же проснулся…

О том, что Лола была в его постели, осталось явное свидетельство. Точнее, два. Несколько небольших круглых пятен бурой подсохшей крови на гостиничной простыне. И использованный презерватив на полу. На нем тоже наверняка есть такая же подсохшая кровь, но разглядывать Фёдор не стал. Сам выбросил в ведро в туалете, не оставив эту работу горничной, и отправился в душ. Он чувствовал, что пока не примет горячий душ, соображать будет категорически неспособен.

Позже, в свежей футболке и джинсах, он сидел в ресторане при гостинице, пил кофе и смотрел в телефон. Никаких сообщений от Лолы не было - а ведь они обменялись номерами телефонов, когда собрались пойти вместе на матч. Вообще, наивно с его стороны было такое предполагать. Но он, видимо, все же сохранил какую-то наивность. И наивно предполагал, что Лола ему оставит какую-то весточку. Но ни старомодной записки на подушке, ни сообщения в мессенджере. Исчезла молча. По-английски. Хотя, кажется, англичан в их разношёрстной семейке не водится.

Фёдор заказал еще чашку кофе и тыквенный пирог. И начал с места в карьер выяснять отношения.

Фёдор: Во сколько состоится панихида?

Фёдор: Ты добралась нормально?

Фёдор: Напиши хоть пару слов, что с тобой все в порядке.

Фёдор: Слушай, так не поступают с людьми, которые тебя вытаскивают из полиции.

Фёдор: Вообще-то ты мне денег должна.

Фёдор: Эй, ты что, со мной не разговариваешь? Обиделась? За что?!

Спустя полчаса Фёдор понял, что он