Этот препарат назывался «ипрониазид»[5] и был разработан на основе едкого, ядовитого и взрывоопасного вещества – гидразина. Гидразин использовался немцами во Второй мировой войне в качестве ракетного топлива. После войны в Германии остались запасы этого вещества, которые никак не могли приспособить. В итоге их по дешевке продали фармацевтическим компаниям. Эти компании начали проводить опыты с гидразином, чтобы проверить, можно ли из него с помощью химических реакций получить что-то полезное. Оказалось, некоторые производные гидразина (например, ипрониазид) могут использоваться в борьбе с туберкулезом.

Когда ипрониазид проверили на группе пациентов в больнице Сивью, исследователи столкнулись с некоторыми побочными эффектами препарата. Лекарство не только исцеляло от туберкулеза, но и поднимало настроение. Мрачные и обессилевшие пациенты внезапно вставали на ноги и общались с людьми. Один писатель даже заявлял, что они «плясали в коридорах, хотя в их легких были дыры»21. Не прошло и 10 лет, как ипрониазид стал повсеместно использоваться для лечения депрессии.

Когда ученые узнали, как ипрониазид влияет на мозг, появилась первая распространенная гипотеза о причинах депрессии.

Ипрониазид нейтрализует моноаминоксидазу (МАО) – фермент, который окисляет соединения, называемые моноаминами. Эти соединения включают в себя такие нейромедиаторы, как серотонин и норадреналин. Логично, что именно поэтому ипрониазид называют ингибитором моноаминоксидазы (ИМАО). Поскольку это действующее вещество нейтрализует фермент, расщепляющий серотонин и норадреналин, уровень упомянутых нейромедиаторов в мозге повышается.

Помня, как ипрониазид помогает при депрессии, исследователи предположили, что депрессия вызвана нехваткой серотонина и норадреналина. Таким образом возникла гипотеза, что повышение их уровня в организме способно спасти от депрессии.

Со временем были найдены подтверждения тому, что серотонин играет более важную роль в формировании депрессии, чем норадреналин. Это мнение лишь укрепилось в умах ученых, когда они открыли множество других антидепрессантов, все из которых работали – по крайней мере отчасти – благодаря тому, что повышали уровень серотонина в организме пациента.

Венцом усилий исследователей можно с натяжкой назвать флуоксетин[6], который больше известен под названием «Прозак». Флуоксетин стал первым препаратом в психиатрии, который нарочно делали психотропным. (Все препараты до него были открыты во многом благодаря удаче – тот же ипрониазид, об антидепрессивном действии которого узнали во время проверки лекарства от туберкулеза.) Флуоксетин должен был повышать уровень серотонина в мозге с помощью блокировки обратного захвата.

Как только тот или иной сигнал достигает постсинаптического нейрона, нейромедиатор, который его перенес, вынужден покинуть синаптическую щель. Если он этого не сделает, то продолжит контактировать с рецепторами на постсинаптическом нейроне. А слишком долгое взаимодействие может привести к перевозбуждению и целому ряду нежелательных последствий.

Самый распространенный способ, позволяющий избавиться от молекул нейромедиатора, – это обратный захват. Обратный захват возможен благодаря белку под названием «транспортер», который обычно располагается в оболочке пресинаптического нейрона. Транспортер притягивает к себе лишние молекулы нейромедиатора, после чего перемещает их обратно в пресинаптический нейрон. Таким образом, количество молекул нейромедиатора в синаптической щели уменьшается.

Если остановить обратный захват, уровень нейромедиатора в синаптической щели повысится. Понимая это, исследователи крупной фармацевтической компании Eli Lilly and Company сосредоточились на том, чтобы создать новый антидепрессант, задача которого – не дать транспортеру серотонина осуществить его обратный захват. В итоге был создан «Прозак» – лекарство, которое впоследствии назовут селективным ингибитором обратного захвата серотонина, или СИОЗС.

В 1987 г. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США признало «Прозак» препаратом для лечения депрессии. Всего через 3 года он стал самым прописываемым психиатрическим препаратом в Северной Америке. А к 1994 г. занял второе место среди самых продаваемых лекарств в мире (после противоязвенного «Зантака»)22.

Другие фармацевтические компании поспешили разработать собственные СИОЗС. И вскоре рынок наводнили такие препараты, как циталопрам, сертралин и пароксетин[7]. «Прозак» неизменно лидировал по продажам, однако СИОЗС как вид препаратов занимали первое место среди лекарств от психических расстройств – судя по предпочтениям американцев, живших в 1990-е и 2000-е гг. К 2005 г. более 10 % американцев принимали антидепрессанты23.

То, что СИОЗС повышали уровень серотонина и, как следствие, излечивали от депрессии, лишь подтверждало серотониновую гипотезу. Из-за СИОЗС мысли о серотонине захватили умы как ученых, так и обывателей. Все были уверены, что достаточно высокий уровень серотонина равноценен счастью. Низкий его уровень, наоборот, причина грусти и депрессии. В своей книге «Listening to Prozac» психиатр Питер Крамер назвал серотонин «нейромедиатором счастья»24, и это название впоследствии использовали многие, особенно популярные СМИ.

Однако восприятие серотонина как «нейромедиатора счастья» не прошло проверку временем: ученые начали находить в серотониновой гипотезе недостатки. А потом и вовсе поставили гипотезу под сомнение.

Такие препараты, как СИОЗС, обычно повышают уровень серотонина в течение часа после приема25. Но прежде чем депрессия отступит, их и другие серотониновые препараты необходимо принимать ежедневно в течение 3–4 недель. Если бы депрессию вызывал один только недостаток серотонина, разве лечение занимало бы столько времени? Задержка в лечении показывает, что серотониновая гипотеза не так совершенна. Должен существовать какой-то механизм, из-за которого лечение с помощью антидепрессантов длится неделями.