Ты уже это говорила, мы все слышали! И хватит воображать! Воображала первый сорт собиралась на курорт, а с курорта приезжала — еще больше воображала!

— И все неправда, — мяукала Кусинда, — и совсем не тебя первую возьмут, а нас! Мы маленькие, незаметные, много места не занимаем, едим мало и тихие! А ты вырастешь большая и толстая, и станешь много есть, и ещё лаять будешь. А люди не любят, когда шумно и кто-то кроме них много ест.

Джуна насупилась, вытащила морду из клетки и села на попку.

— Вредина-вредина! До дырки проедена, кое-как одета, твоя песня спета! — тявкнула она Кусинде в ответ.

Ей стало грустно, и она задумалась, а вдруг и вправду их первыми возьмут за то, что они маленькие, не лают и мало едят… Глазки у Джуны от мысленной активности сошлись на носике. Так проще было сосредоточиться. Думала она ровно 5 секунд. Потом на нос села муха и прогнала мысль.

Джуна фыркнула, чихнула и пошла вокруг клетки заглянуть в манеж с другой стороны. Вдруг там ее лучше примут. Там оказались одни пруться, входа больше не было. Джуна начала совать носик то между одними прутьями, то между другими, надеясь, что где-нибудь он все-таки пролезет.

— Не суй свой нос в чужой вопрос, а то барбос откусит нос! — заметила ее маневр Люсика.

И дала ей по носу маленькой лапкой. Когтики были тоже очень маленькими, но весьма острыми. Нос исчез.

— Дурочка-снегурочка лежала на печи, ела кирпичи! — обиделась на нее Джуна. — Ты что, не видишь? Я сама барбос! Я же собака!

"Глупая мелюзга! — подумала она. — Ничего не понимают в колбасных обрезках! Ну и пусть тут сидят, а я пойду лучше петуху расскажу, что меня первую заберут."

Гордо повернувшись к котятам спиной она прошествовала на улицу искать петуха Ярика.

— Обзывала хвост поджала и под лавку убежала, а под лавкой крокодил ее живо проглотил! — неслось ей вослед из манежика.

— А вдруг и правда ее первую возьмут? — захныкала Люсинда.

Ее боевой пыл значительно уменьшился, когда объект дразнилок исчез.

— И ничего ее не возьмут! Подумаешь, мадам Фуфу залезла в трубу, труба трещит, мадам пищит! Меня возьмут! Я самая красивая! И самая умная!

— Почему это ты? — поинтересовался Кусико. — Я старший и еще я мальчик, а это завсегда лучше, чем глупые девчонки! А еще у меня шерсть, как у папы! А мой папа — великий самурай! А вы и не похожи на него, воображалки!

— Командир полка — нос до потолка, уши до дверей, а сам, как муравей! — закричали хором девчонки. — Наш папа — общий, а не твой! Мы тоже самурайки! А еще мы на маму похожи, потому, что она нас больше любит, чем тебя!

Кусико не вынес такого оскорбления и надавал сестрам по ушам.

— Девчонкам полагается молчать, когда говорит мужчина! — изрёк он важно, пытаясь выглядеть при этом как его отец. Папу бы никто не посмел так оскорблять. Папа был строгим и важным. Его все уважали и боялись.

— У меня вырастут вооооот такие мечи на лапах! — Кусико раздвинул лапки как только смог широко и плюхнулся на пузико.

— Ха-ха-ха! — зашлись сестры. — Кто хвалится, тот в яму провалится! Моряк, с печки бряк, растянулся, как червяк: руки-ноги — на пороге, голова — на дороге!

У Кусико от обиды и позорного падения на глазах у девчонок затряслась нижняя губка.

— Я все папе расскажу про вас! — пообещал он скривив ротик и всхлипывая. — Он вас накажет и поставит в угол!

— Мокли-чокли, у тебя глаза намокли. Если долго будешь плакать, ты лягушкой станешь квакать! — продолжала дразниться Кусинда.

Люсика замолчала. Ей стало жалко брата. И зачем они его дразнят? Он хороший. Он их защищать должен, когда вырастет. И они его любят все равно, хоть и дразнят. Наверное они неправильно поступают, и если мама узнает, то она будет недовольна их поведением.

— Кусико наш — богатырь, на носу вскочил волдырь! — не унималась Кусинда. — Кусико — косой, подавился колбасой!

— Ладно, хватит дразниться! — одернула ее Люсика. — Ты что, не видишь, он плачет уже! Мы должны дружить, а не ругаться. Он наш братик. Мы его должны любить, а не обижать.

Кусинда подумала и кивнула.

— Ладно, больше не будем его дразнить и обижать. А кого тогда? Тетю Мурысю? Дядю Васю? Кого?

— А почему обязательно нужно кого-то дразнить? — поинтересовалась Люсика. — Просто со всеми дружить разве не лучше? Все тебя любить будут, потому, что ты хорошая и не дразнишься.

— Но это же так интересно — дразниться! А так просто сидеть в клетке — скучно! — промяукала Кусинда. — Пойдем лучше Кусю за усы подергаем. Он очень этого не любит, — прошептала она заговорщицки. И стала подбираться к отвернувшемуся в угол всхлипывающему Кусико с левой стороны.

— Кусинда, не надо! — закричала Люсика. — Оставь его в покое! Кусико, она сейчас тебя за усы дернет, берегись!

— Предательница! — зашипела на нее Кусинда. — Девочка-подлиза, кланяйся до низа! Подлизывайся, улыбайся и одна оставайся!

Кусико развернулся из угла и отвесил разошедшейся вконец Кусинде тумака.

— Все, баста! — произнес он строго. — С сегодняшнего дня мы будем вести себя прилично. Не ругаться, не обзываться, не драться. Будем послушными и вежливыми, как хочет мама. Иначе нас никогда никто не возьмет к себе домой! Таких грубых и невоспитанных котят. Кому нужны обзывалы и драчуны? Никому!

Кусико поднял хвостик вверх и стал ходить кругами, как обычно делал папа, когда кому-то пытался что-либо втолковать. Девчонки присмирели и даже закрыли ротики. Они лежали и крутили головками, следя за накручиванием спиралей вокруг них.

— Ну хватит кружить! — не выдержала Кусинда. — Ты нам всю голову набок скружил! Сядь уже!

— Да, Кусик, у нас уже головное кружение из-за тебя началось, — поддержала сестру Люсика. — Давай просто поговорим.

— Итак, — многозначительно произнес Кусико, — сейчас придет мама и она должна увидеть, что мы себя хорошо вели и никого не обижали. Думаю, что Джуна не проболтается. И дальше мы станем самыми лучшими, добрыми и ласковыми котятами. Мы всем покажем пример, как нужно себя вести. Будем учиться ходить в лоток, а не как сейчас писать и какать там, где приспичило, научимся вылизываться и перестанем кусаться и царапаться. Тогда люди увидят, что мы благовоспитанные хорошие котики — и всех нас разберут. И даже Джуну. Пусть даже ее первую заберут. Она и вправду самая старшая из нас. А потом не важно, кого из нас заберут первым. Какая разница?

— А когда нас разберут, мы больше никогда не встретимся? — со слезами в голосе спросила