онанирует любой ковен вольных. Я почти вырвал ей сердце, — добавил криомант спокойнее. — Если бы не полиморф…

Геер сдержал самодовольную улыбку. Хоть ван Блед тщательно скрывал эту страницу своей биографии, за полтора года она стала хорошо известна многим сопартийцам. Подробности разнились, но суть в целом была следующей: около пяти лет назад Гирт ван Блед, уже будучи магистром шестого круга и руководителем КИРИ, закрутил роман с Мари де Шарз, то ли куртизанкой, то ли обедневшей дворянкой. Девица, как он тогда решил, оказалась редким исключением из правил, упущенным Ложей лютумом, мощный арт которого не разрушил телесную оболочку и не выжег разум, а лишь уснул. Почему ван Бледу не показалось это подозрительным, история умалчивает. К тому же уже в те времена ван Блед испытывал порочную тягу к запрещенным Ложей искусствам, а кое-кому из Комитета Равновесия казалось крайне подозрительным, что три последних ассистента магистра погибли в ходе экспериментов при невыясненных обстоятельствах. Доказательств не было, поэтому ван Блед чувствовал себя абсолютно чистым перед Кодексом и без малейших угрызений совести планировал сделать из удачно подвернувшегося лютума очередную запасную банку колдовской энергии, справедливо решив, что никто не хватится какой-то там тьердемондской шлюшки.

Только сложилось все несколько иначе, и ван Блед отказался от намеченного плана. В первую же ночь знакомства девка села ему на член и трахала без остановки целую неделю до полного отупения и изнеможения, в коротких перерывах накачивая лошадиными дозами смеси алку-хисан с мават-бати. Впрочем, девка действительно оказалась не самой смышленой или плохо осведомленной, иначе не стала бы травить медленно действующим ядом под видом средства поддержания сексуальных аппетитов чародея, который уже тогда брал уроки искусства у ведьмы крови.

Ван Блед очистил организм от яда и со слезами на глазах принялся душить свою проказницу Мари, в которую успел влюбиться по уши. Правда, лютум внезапно оказался не самой слабой электроманткой, спалил ван Бледу молниями пол-лица и выпрыгнул в окно с какого-то там этажа.

— Вы считаете, — властно перебил его ван Геер, — что похитителей было больше, чем трое. Почему?

— Потому, — язвительно отозвался криомант, — что наутро после убийства Финстера, Уго ар Залам явился в порт Шамсита, сел на «Ямаар» и отправился прямиком в Анрию. Со всеми удобствами, оплаченными партией, — добавил он еще язвительнее.

Ван Геер поджал губы.

— После… вынужденной стычки с похитителями, — немного помолчав, продолжил ван Блед, — я тоже поспешил в Анрию. Мы с Ротерблицем предприняли попытку перехватить самозваного Финстера. Однако ему удалось все же скрыться.

Ван Геер подозрительно сощурил глаза.

— Каким образом вы его опередили? — спросил он. — Из Шамсита до Анрии даже при попутном ветре больше недели пути. Если вы не отбыли в тот же день…

— У меня свои средства… магистр, — нахально ухмыльнулся ван Блед.

Артур ван Геер задумчиво потер бровь кончиком указательного пальца. Он, конечно, мог бы выяснить все, что интересовало, однако применение подобных методов внутри партии не приветствовалось. В партии действовал принцип ограниченного доверия. Не всем это нравилось, но подобное решение было вынесено единодушным голосованием.

— Мы… — нерешительно произнес Ротерблиц, — хм, допросили капитана. Он признался, что незадолго до швартовки у причала «Финстер» спрашивал о трудностях в порту. Кроме того, капитан, хм, рассказал, что «Финстер» во время плавания вел себя крайне подозрительно, однако капитан не видел — или не хотел видеть, — чтобы «Финстер» получал какие-либо сообщения никаким из известных нам, хм, способов. Ну и, конечно же, капитан всячески настойчиво отрицал свою причастность к исчезновению «Финстера» перед самым нашим, хм, вмешательством.

— Надеюсь, Сулим ар Фустам пережил допрос? — холодно поинтересовался ван Геер.

— Нет, — быстро ответил Ротерблиц. Артур отметил эту честность. Она нравилась ему.

— Очень жаль, — с почти искренней досадой вздохнул чародей. — Он был надежным человеком.

— Не настолько надежным, — возразил Ротерблиц, — раз доставил в Анрию врага, хм, революции.

Ван Геер вновь удержался от усмешки. Его забавляло, когда ренегат разыгрывал из себя идейного товарища, преисполненного революционного пыла.

— В таком случае, ненадежных людей в партии гораздо больше, чем мы думаем, — медленно проговорил ван Геер, глядя сквозь ренегатов. — Ведь кто-то узнал, что в Шамсите трудятся наши товарищи. Кто-то направил в Шамсит агентов, чтобы устранить их. Кто-то помог им сделать это, — он по очереди внимательно взглянул на своих собеседников. — А ведь наши друзья в Ложе уверяли, что держат Собрание и Комитеты в уверенности, что партия распущена еще пять лет назад, виновные наказаны, а угроза революции отвращена от Империи раз и навсегда.

Ротерблиц деловито отпил из бокала вина. Задумчиво причмокнул, изображая из себя знатока и ценителя хороших вин, поставил бокал справа от опустевшей тарелки и, опершись локтями о край стола, подался вперед.

— На что вы, хм, намекаете, магистр? — спокойно спросил пиромант, вежливо улыбаясь.

Ван Геер хмуро глянул на него исподлобья. Он не доверял ни одному, ни другому ренегату. Однако оба обладали безупречной репутацией, насколько она могла быть безупречной у пары преступников против Равновесия. Оба действительно были исключены из Ложи, за обоими действительно числились серьезные преступления, за каждое из которых полагалось по десятку лет в Турме. Да и во лжи даже сам ван Геер не смог уличить их еще ни разу. Разумеется, ренегаты не договаривали, но это было терпимым условием сотрудничества. А то, что за парой ренегатов стоит кто-то из руководства Ложи, тоже никого не удивляло. О связях Ложи с преступностью не догадывался только идиот. Ван Геер идиотом себя не считал.

— Ни на что, — сказал он. — Я лишь суммирую факты.

— А мне кажется, ты прямым текстом обвиняешь нас в предательстве, — зло бросил ван Блед.

— Для обвинений нужны доказательства, а вас даже заподозрить не в чем, — сказал ван Геер настолько искренне, что в голосе почти не чувствовалось сожаления. — Вы не словом, но делом не раз доказывали преданность идеям революции. А ваши покровители, чьи имена нам, к сожалению, неизвестны, оказывают нам неоценимую помощь и поддержку. Без них мы бы не достигли таких успехов и не оказались всего в шаге от намеченной цели. Однако факт остается фактом: несмотря на все предпринятые меры предосторожности, кто-то все же узнал о нас. И более того, нанес болезненный удар в канун съезда, на котором должна решиться судьба всего нашего дела. И это наталкивает на очень неприятные выводы.

— То есть все-таки обвиняешь, — ухмыльнулся ван Блед.

Ван Геер тяжело вздохнул, потирая пальцем бровь. Потом склонился к столу и тихо проговорил, глядя криоманту прямо в глаза:

— Если бы я тебя хоть подозревал, ван Блед, кусок твоего недожаренного мяса уже кормил бы червей. И тебя не спасли бы ни твои льдинки, ни дешевые фокусы старой дуры. Поверь, я немного опаснее какой-то сикухи, которая поимела тебя уже дважды. Помни об этом и постарайся больше не грубить старшим товарищам по партии. А теперь, товарищи магистры, — скупо улыбнулся ван Геер, откинувшись на спинку стула, — если вам больше нечего мне сообщить, я бы хотел заняться тем, для чего и прибыл в эту прекрасную ресторацию. В одиночестве, — добавил он, — чтобы заодно обдумать ваши донесения.

Ротерблиц неспешно допил вино. Сдернул с груди салфетку, бросил ее в тарелку.

— Хм, нет, — цокнул он языком. — Говорить нам, хм, больше не о чем, магистр.

— В таком случае, до встречи, — бросил ван Геер, теряя к собеседникам всякий интерес и уделяя все свое внимание подошедшему официанту с подносом. — За обед не переживайте — за счет партии.

Ротерблиц и ван Блед встали из-за стола. Франц уважительно склонил на прощание голову. Ван Блед, давясь бессильной злобой, едва сдерживался от желания поскорее убраться от ненавистного колдуна, но этикет не позволял.

— Ах да, чуть не забыл, — спохватился ван Геер, наблюдая, как официант раскладывает столовые приборы. — У Финстера был ученик, не помню его имя. Вам известно, что с ним стало?

— Единственное, что я о нем слышал, — выдавил из себя ван Блед, — его упекли за решетку. Если еще не казнили, должен сидеть в Тарак-Мутаби.

Ван Геер задумчиво кивнул и жестом разрешил младшим товарищам удалиться.

Уже на улице, когда двери «Пранзочены» закрылись, а пара ренегатов отошла на приличное расстояние, ван Блед позволил наконец-то дать волю чувствам.